7 
Дело у него шло споро — видать, купец не гнушался обычной работы, не только торговлей жил. Солнце уже жарило вовсю, пот с мужика катился градом, но он только смахивал тяжелые капли и не останавливаясь вгрызался в землю.
Олег предложил сменить, как устанет, но Вторуша покачал головой.
— Ты, если уж помочь хочешь, камней принеси.
— Сколько?
— А сколь принесешь — все и пойдет.
Прикинув размер могилы, Середин закатил на поле вторую повозку, снял часть товара и принялся нагружать ее булыжником. Он сделал две ходки, когда Вторуша сказал, что хватит. Выложив дно ямы небеленым полотном он по очереди перенес в нее тела мужиков, положил головой на запад, лицом на восток, постоял, в последний раз глядя на них.
— Эх, простите, ребята, не помог вам — чуть самого не заели, окаянные. Что я дома скажу, как перед родней вашей стану… — Вторуша смахнул слезу и накрыл тела полотном. — Ну, прощевайте, значит.
Он кинул в яму горсть земли, поклонился и принялся закапывать могилу. Терпко пахло срезанным дерном, свежей землей. Жаворонок заливался в небе, невидимый в синей вышине. Комья грунта падали на полотно, обрисовывая тела убитых. Сопел Вторуша — то ли от усталости, то ли от жалости к мужикам. Забросав могилу землей, он положил сверху дерн и стал обкладывать холм камнями.
— Ну, вот, — наконец сказал он, — теперь можно и дальше ехать. Мил человек, как тебя звать-величать? А то неудобно как-то. Почитай, одну беду горевали, один хлеб жевали.
— Мать Олегом звала.
— Вот и добре. Стало быть, двинулись, Олег.
Загрузили товар: мешки были объемистые, но легкие. Олег проверил, не отвязалась ли Сивка.
— А поминать не будешь? — спросил он, видя, как купец устраивается на телеге.
— Не, времени нет. Тризну справим, как вечерять остановимся. Конечно, надо бы выпить-закусить на могиле, ну, да ладно. Мужики не обидятся, а в Навий день помянем с родней. Уж к Сухеню-то вернусь, поди.
Олег попытался вспомнить, какой это месяц, Сухень. Вроде, март. Да, как подумаешь, что в Крым надо добираться месяца два-три и обратно столько же — никакого моря не захочешь. Интересно было бы посмотреть, какой сейчас этот Сурож, куда купец направляется. Сурож — Судак, а греки называли, кажется, Сугдея. Как-то Олег побывал там. Генуэзская крепость, Новый Свет с заводом шампанских вин… Эх, были там такие девчонки-практикантки из Симферополя. Однажды принесли ведро шампанского, не газированного, конечно, но все равно неплохо. Ох, и погуляли тогда. А было это в восемьдесят девятом или в девяностом году. Н-да, воспоминания о будущем… Сейчас там ни крепости нет, ни завода шампанских вин. И вина такого — «шампанское» — не знает никто. Вон, Вторуша, мед да брагу потребляет. Вино заморское, византийское, ромейское или какое там еще — это для князей. А ничего, не тужит купец. Живет, как живется, торгует, родню помнит, друзей уважает.
Вторуша вывел повозку на дорогу, взобрался на передок и подхлестнул конягу вожжами.
— Н-но, пошла! — Он оглянулся: — Слышь, Олег, поспешать надобно. Уж сколь припозднились.
Возле леса Середин посмотрел назад.
«Надо было запалить деревню, — подумал он. — Ясно ведь, что не в первый раз тут оборотни лютуют. Ладно, главное — не забыть сказать купцу, чтобы обратно другой дорогой ехал».
Лошади исправно тянули повозки — то ли самим хотелось побыстрее оставить опасное место, то ли застоялись. Олег привалился спиной к тюкам с товаром, положил саблю под руку. День был жаркий, но тень от деревьев накрывала дорогу. Снова стало клонить ко сну. Вторуша изредка поглядывал назад, подмигивал, подбадривал. Чтобы не заснуть, Середин иногда слезал с повозки и шел рядом, разминая затекшие ноги. Часам к пяти Вторуша предложил подвязать лошадь к его телеге и ехать вместе: хоть и помедленнее, зато не так скучно. Он подвинулся на козлах, передал Олегу вожжи, а сам достал нехитрую снедь. Хлеб, завернутый в полотно, зачерствел, каша прогоркла, а остатки курицы, пролежав целый день на жаре, не внушали доверия — но приходилось с этим мириться. Голод не тетка, вспомнил Олег. Выпили теплой, уже немного затхлой воды — в деревне купец не решился брать воду, а ручья или озера еще не встретилось.
— Вот к людям выйдем, чего ни то спросим пожевать, — сказал Вторуша, соскребая со стенок горшка остатки каши.
— Это если выйдем. Ты, как я понял, в первый раз этой дорогой едешь?
— Этой — в первый, — подтвердил Вторуша, — а так, где только ни ездили с братом. В позапрошлый год аж до Ладоги добрались, во куда занесло! Хорош город, ох хорош! Стены каменные, народ справный, только вот комары уж больно лютые. Прямо до полусмерти заедают. Мы там с братом меха торговали. Там, если разом взять — дешевле выходит, чем у своих. Да и зверь там нагульный, пушистый. Вот, взяли пушнину, зиму ее сберегли, а в прошлый год в Киеве продали. Хорошо продали, да только Тиша мне и сказывает: давай, грит, брат, в другой раз хазарам отвезем. А и то верно — сколь потеряли, пока с казной расплатились, да подорожные, да подати, да…
7 
