Последние отзывы

  77  

— Сколько лет? — Не услышав ответа, дал Середину легкую оплеуху: — Тебе сколько лет, раб?

Ведун промолчал. Прохожий отвесил ему еще оплеуху, потом неожиданно осклабился:

— Ах, северянин? Так он языка не знает! — И спрыгнув с помоста, решительно зашагал прочь.

— Пурушапские пленники знают!

Но и этот покупатель больше не обратил на рабов внимания.

— Проклятье! — Старший дал Олегу пинка. — Ты что, слов не понимаешь? Нет? Значит, опять Белей-паша самым хитрым оказался… Ты же работал у него, раб? Проклятый толстяк!

Старший недовольно отошел, посетители базара тоже пробегали мимо, не интересуясь выставленным товаром. Олег старался смотреть вверх, на вершину башни, которая была совсем рядом — тогда было не так стыдно прилюдно торчать без ничего. Но шум толпы, отдельные выкрики заставляли глаза помимо воли опускаться вниз — чтобы убедиться, что таращатся не на него.

На вершине башни произошло какое-то шевеление, сразу во всех проемах «небесной беседки» показались муллы, звонко и протяжно запели. Шум на базаре мгновенно стих. Все дружно повытаскивали небольшие коврики, опустились на колени. Мусульмане. Возносят хвалу богу, пред которым все равны. Но, как всегда, некоторые оказываются равнее других.

Муллы удалились, шум на базаре быстро вырос до прежнего уровня.

— Ты смотри, какой беленький!

Говорить это могли только об одном человеке, и Олег опять невольно опустил глаза.

Перед помостом остановились двое. Один, лет тридцати, в простой феске, со смуглым, обветренным, гладко бритым лицом, на котором оставались только тонкие усики, был одет в облегающую ферязь из золотистого атласа, из-под которой выступали пышные белые рукава рубашки из легчайшей льняной ткани. На груди его, на толстой золотой цепочке, свисал медальон с квадратным рубином размером с фалангу большого пальца. Вместо обычного в здешних местах кушака его опоясывал кожаный ремень с глубоким тиснением, замшевые штаны были заправлены в высокие яловые сапоги. Из оружия незнакомец имел саблю и длинный кинжал.

Второй был постарше и поупитаннее, в стеганом розовом халате, обшитом на плечах бархатными клиньями, а спереди украшенном золотым шитьем. На чалме, увязанной так, что в стороны торчали два крыла, красовалась золотая застежка со множеством небольших самоцветиков, и высокое перо, не очень похожее на страусиное. Заметный животик поддерживался широким кушаком, тоже шитым золотой нитью. Из оружия старший предпочел короткий прямой меч, сползший вниз и почти выпавший из-под кушака. И был он как-то неестественно весел.

— Смотри, какой беленький! У меня девки белые были, а мальчиков нет.

Смуглый настолько выразительно посмотрел на своего спутника, что тот спохватился и заюлил:

— Я хотел… Сказать хотел, нет у меня ни одного евнуха белого — к белым наложницам. Одни пахварцы и греки в гареме!

Олег невольно сглотнул и поднял глаза обратно на башню:

«Прекрасная Мара, только не это! Ты ведь не хотела для меня такого испытания, справедливая? Не надо!»

— Ты глянь на его богатство, Барсихан. Неужели у тебя поднимется рука его отрезать?

— А как же! Нечего рабам расхаживать с тем, что только мужчинам положено! Надо купить его и отсечь немедля. Неча моим женам на чужое смотреть! Пусть только на мое любуются. Ты знаешь, я купил в Ургенче такую индуску! За одну ночь она измучила меня так, что в гарем два дня не тянуло! Это было так, словно я взлетел к гуриям и упал обратно в сладкий мед…

Голоса удалялись. Олег рискнул опустить глаза и увидел, как смуглый прохожий обнял своего спутника за плечо и повел его прочь.

«Спасибо тебе, прекрасная Мара, красивейшая из богинь!»

— Всего тридцать динаров, уважаемый! — выскочил сзади продавец.

Покупатели обернулись, и тот, что постарше, спохватился:

— Как же, про раба забыли! Он станет неплохо оттенять мою индуску, если поставить его над ней и дать поднос с фруктами. Я думал купить мавра, но белый будет смотреться еще лучше. А еще лучше — мавра и северянина. И поставить возле дверей в гарем, по обе стороны. И чтобы подносили то один, то другой!

— Коли вам два потребны, то пятьдесят за пару.

— Ты слышишь? — торжествующе воскликнул толстяк. — Десять динариев выгоды!

— Это пятьдесят динаров убытку, дорогой Барсихан.

— Не мешай. — Тот полез на помост. — Когда я еще у нас в Хорезме северянина в торге увижу? Надобно добавить беленького. Для пущей разности…

  77