Последние отзывы

  52  

— Если.., если… — прохрипел он и осекся. Мысленно увидел ту же картину, что и она, и в его мозгу тоже родилось страшное подозрение. Идея — вымороченная, нелепая, далекая от реальности, да какая угодно! — мигом укоренилась в сознании. — Если это правда и мы перестанем писать…

— ..то сможем жить, как нормальные люди? — По ее спине вдруг пошел холодок, волосы на затылке зашевелились. — Сарио, мы все — художники, все, кто родился Грихальвой. Но только. Одаренные умирают слишком рано.

Он побледнел. Она его напугала.

— Все Грихальва умирают слишком рано!

— Не все. Женщины стареют не очень быстро. И простые мужчины, не Одаренные. — Она посмотрела на него, на цепочку с Золотым Ключом. — Только Вьехос Фратос умирают молодыми. А их картины…

Слюна, вспомнила Сааведра, и пот. И подумала о том, как раны, нанесенные портрету, проявились на теле Сарио. Он бы не отделался пустяковыми прыщиками, если бы, вложил в свой автопортрет настоящую силу. Он упросил Сааведру обварить его воском, чтобы следы пламени выглядели правдоподобнее. Должно быть, в краски подмешивают не только слюну и пот, хотя Сарио не упоминал о других ингредиентах.

У мужчин — свой мир. Тайный. Однажды в детстве Сарио приподнял перед ней завесу этого мира, а теперь — снова… И она знает больше, чем другие женщины. Намного больше. Слишком много. Но меньше, чем знает Сарио.

Впрочем, так и должно быть.

— Матра, — прошептал он. — Номмо Матра эй Фильхо… Теперь испугалась она.

— Если ты перестанешь…

— Не могу!

— Если ты перестанешь писать…

— Не могу!

— Если ты навсегда бросишь живопись…

— Я скорее умру, чем брошу живопись!

Она содрогнулась. Сарио знал больше, чем она, но не мог отрицать, что ее страшная догадка верна.

— А я брошу, — тоскливо молвила она. — Женская доля… Мы учимся, пишем, а потом бросаем. Надо рожать детей. Мне, видно, не судьба стать художником, вот я и брошу. Дольше проживу…

— Ведра, бассда! “Нет, не хватит”.

Ей надо было выговориться, все вынести на свет — чтобы увидела не только она, но и Сарио.

— А ты будешь писать, и твоя Луса до'Орро будет гореть ярче всех, и ты умрешь. — Она устремила на картины невидящий взор. — Раймон тоже скоро умрет. Все вы умрете слишком рано, все Одаренные Грихальва.

По его худощавому телу прошла судорога.

— Я не перестану. Не могу. Бросить живопись? Лучше умереть…

— Так и будет. Ты умрешь. — Она запоздало спохватилась: нельзя было этого говорить.

Сарио схватил ее за плечо, оттолкнул и зашагал к выходу. Он не хотел ее оскорбить, просто был настолько потрясен, что мог лишь уйти, втянув голову в плечи и шаркая. Сааведра проводила его взглядом, а затем повернулась к картинам семинно Раймона.

— А если… — произнесла она, вся дрожа, — если я их уничтожу, как Пейнтраддо Томаса, долго ли он проживет? Не умрет ли на месте?

"Наверное, я и Сарио переживу”, — подумала она. В роду Грихальва женщины, не пишущие картин, живут намного дольше Одаренных мужчин.

Представить мир без Сарио было свыше ее сил.

«А он может представить себе мир без меня?»

* * *

Фуэга Весперра. Языческий месяц, языческий праздник с языческими обрядами… Старик отгородился собственными обрядами и ритуалами, отдался другому празднику, в честь истинного бога Акуюба, Отца Небес, Владыки Златого Ветра. Богомерзкое торжество нечестивцев непременно возмутит Акуюба — в этом старик не сомневался. А потому решил сделать все от него зависящее, молиться изо всех сил, чтобы умерить силу тайра-виртской непочтительности к Всевышнему.

В узорном тза'абском шатре, ютящемся среди каменных па-лассо, лепнины с ликами святых, кирпича и каменных плит сокало (О душный, тесный город, поработивший и солнце, и землю, и ветер!), старик возился с засовом ларца из навощенного и отполированного терна, сверкающего бронзовыми уголками и шляпками гвоздей. Узловатые, скрюченные пальцы (Проклятая сырость! О, где ты, сушь любимой Пустыни!) слушались плохо, и тза'аб провозился дольше, чем рассчитывал. Наконец скрипнул засов, и он поднял крышку..

Под ней лежал зеленый шелк, придавленный по краям стеклянными и золотыми гирьками и присыпанный амулетами. Здесь было все, чем богата магия тза'абов: сухие веточки пустынной ракиты для Чистоты и Неприкосновенности, хрупкая сеточка из кресса для Надежности и Силы, листья лимона и падуба и щепки пальмовой сердцевины — Здоровье, Предвидение, Победа. Стараясь не просыпать и не повредить их, он поднял и отложил в сторону шелк, а затем вынул тубу из Тонкой, превосходно выделанной кожи цвета слоновой кости, — в ларце таких туб было несколько.

  52