Последние отзывы

  105  

— Да. Когда ты узнал Кромса на фотографии, то стал ходить за мной по пятам, чтобы не дать мне арестовать его. Просто потому, что он твой племянник. Из этого я делаю вывод: ты привязан к нему, ты его хорошо знаешь.

— Да.

— Ты слышал, как он говорил со мной из-за двери склепа. Это был его голос?

— Не знаю, я был слишком далеко. Но он же что-то сказал перед тем, как выйти и запереть дверь. Это был его голос?

— Он заговорил только после того, как вышел и запер дверь. Учти, дверь такая массивная, что сквозь нее я не услышал бы ни звука, даже если бы он кричал — а кричать он не хотел. Он общался со мной через маленький радиоприемник, который подсунул под дверь. Поэтому тембр голоса изменился. Но стиль речи тот же. «Знаешь, придурок, где ты находишься?»

— Не верю, что он мог так сказать, — возмутился Вейренк.

— Именно так он и сказал, и лучше бы тебе в это поверить.

— Мало ли, вдруг кто-то из знакомых Армеля научился подражать его голосу и манере говорить.

— Да, ему можно подражать. Иногда кажется, что он сам себе подражает.

— Вот видишь.

— Вейренк, у тебя есть хоть один аргумент в его пользу?

— Мне кажется странным, что убийца оставил на месте преступления образец своей ДНК.

— Мне тоже, — сказал Адамберг, вспомнив про гильзу, которую так удачно нашли под холодильником. — Ты имеешь в виду носовой платок, который так удачно нашли в саду?

— Да.

— Что еще?

— Почему Армель заговорил с тобой только после того, как вышел за дверь?

— Чтобы его не услышали снаружи, пока он был внутри.

— Или чтобы ты не услышал голос, который тебе не знаком.

— Вейренк, этот парень не отрицает, что совершил убийство. Неужели ты найдешь возможность его спасти?

— А мне и искать не надо. Я его знаю. После его рождения сестра осталась жить в По. Нельзя же было возвращаться в деревню с ребенком, у которого нет отца. Я ушел из интерната при лицее, где тогда учился, и на семь лет переехал к ней. Там я закончил образование, получил учительский диплом, и все это время я жил с ними. Я знаю Армеля как свои пять пальцев.

— И сейчас начнешь мне рассказывать, какой он милый и славный. Примерный мальчик, никогда никого не обижал.

— Так оно и есть. С раннего детства и по сей день я почти не видел, чтобы он выходил из себя. Вспыльчивость, агрессивность, грубая брань — все это для него совершенно не характерно. Он замкнутый, неорганизованный, ленивый, даже, пожалуй, равнодушный. Но заставить его нервничать практически невозможно. А человек, который оставил от Воделя одни ошметки, явно нервничал.

— Я бы так не сказал.

— Адамберг, у этого убийцы — скрытая страсть к разрушению. Армель не стремится ничего разрушать, ему не хватает воли даже создать что-либо. Знаешь, на что он живет? Мастерит украшения и разносит их по магазинам. Других амбиций у него нет. Он часто переезжает с места на место и мало чем дорожит в этой жизни. Объясни мне, откуда у такого человека возьмется столько решимости и столько энергии, чтобы целыми часами резать на мелкие кусочки Плёгенера и Воделя?

— Тот, кто пришел ко мне, вовсе не был спокойным, миролюбивым парнем. Я видел твоего племянника с изнанки. Я видел злобное, взвинченное существо, зверя, который оскорблял меня, глумился надо мной, исходил ненавистью, который пришел для того, чтобы «изгадить мне жизнь». Это ведь Армель в то утро выходил из моего дома? Это его ты видел?

— Да, — обреченно ответил Вейренк.

Он даже не заметил, как Даница забрала грязные тарелки и принесла десерт.

— Струдель, — объявила она.

— Hvala, Даница. Ты должен смириться с этим, Вейренк. Под личиной твоего Армеля прячется Кромс.

— Или это мой Армель прячется под личиной Кромса.

— Что ты хочешь сказать?

— Что он играет роль.

— Секундочку, — сказал Адамберг и тронул Вейренка за руку, как бы прося дать ему слово. — Играет роль. А знаешь, это возможно.

— Объясни.

— Во-первых, у него был слишком уж наглый тон — преувеличенно, неестественно наглый. Во-вторых, футболка на нем была совсем новая. Ты когда-нибудь видел, чтобы он одевался, как гот?

— Никогда. Он не придерживается какого-то определенного стиля, носит что попало. И в итоге одет безвкусно, безлико и бездарно. Это, в общем, соответствует его представлению о самом себе.

— Как он реагировал, когда при нем упоминали об отце?

— В детстве сгорал со стыда, позже угрюмо опускал голову.

  105