Особенно,... 
72 
Данглар сделал жест, означавший «ладно, хватит об этом», и подал комиссару другую, светло-зеленую папку:
— Вот последний отчет Рэдстока. Вы успеете прочесть его в поезде. Тут еще протоколы допросов лорда Клайд-Фокса и весьма скудные сведения о его так называемом кубинском друге. Проведена еще одна, высокотехнологичная экспертиза обуви. Вся обувь оказалась французской, кроме туфель моего дяди.
— Либо одного из кузенов вашего дяди. В общем, хозяином этих туфель был какой-то кисловак. Или кисилянин?
— Кисельевец.
— Как всю эту обувь переправили через Ла-Манш?
— Не иначе как на борту судна, которое прибыло в Англию нелегально.
— Нелегко провернуть такую операцию.
— Но она себя оправдывает. Хайгет — это своего рода святилище. По мнению экспертов, часть обуви, как минимум четыре пары, изготовлена не более двенадцати лет назад. А вот с остальной у Рэдстока возникли проблемы. Двенадцать лет — срок, который вполне соответствует возрасту Кромсателя, если предположить, что он начал собирать свою коллекцию еще в семнадцать. Конечно, и в семнадцать лет парню рановато рыскать по моргам и отрезать ноги у трупов. Однако надо вспомнить, когда это происходило: на те годы пришелся расцвет готского движения с характерной для него эстетикой, в которой присутствуют хэви-метал и кружева, мрачная, устрашающая символика, образ Антихриста, блестки и ожившие мертвецы в вечерних костюмах. Все это могло оказать на него влияние.
— Что вы имеете в виду?
— Движение готов. Вы никогда о нем не слышали?
— Готы — это древние германцы, да?
— Нет. Готы, которых я имею в виду, появились в последнем десятилетии прошлого века и существуют до сих пор. Это молодые люди в майках с изображением черепа или окровавленного скелета. Представляете, о чем я?
— Вполне, — ответил Адамберг: футболка Кромса все еще стояла у него перед глазами. — Значит, с датировкой остальной обуви у Стока проблемы?
— Да, — ответил Данглар и поскреб подбородок, аккуратно выбритый с одной стороны и весьма небрежно — с другой.
— А почему вы теперь бреетесь только с одной стороны? — поинтересовался Адамберг, отвлекаясь от темы.
Данглар занервничал, подошел к окну, чтобы взглянуть на свое отражение.
— У меня в ванной перегорела лампочка. С этим срочно надо что-то делать.
«Абстракт, — подумал Адамберг. — Она должна скоро приехать».
— Вы не знаете, у нас тут есть лампочки в шестьдесят ватт для штыкового патрона?
— Спросите на складе, майор. Кстати, время-то идет, — заметил Адамберг, похлопывая по левому запястью.
— Вы сами меня отвлекли. Некоторые ноги относятся к более раннему периоду. У двух пар женских ног яркий лак на ногтях: в девяностые это вышло из моды. Судя по составу, лак сделан приблизительно в тысяча девятьсот семьдесят втором — семьдесят шестом годах.
— Сток уверен в этом?
— Почти уверен. Он велел экспертам продолжать работу. А еще там есть пара мужских туфель из кожи страуса. Это очень редкий и дорогой материал: он был изготовлен, когда Кромсу не исполнилось и десяти. Похоже, мальчик начал проявлять талант в чертовски юном возрасте. И что уж совсем удивительно, некоторым туфлям лет по двадцать пять — тридцать. Знаю, что вы скажете, — протестующе произнес Данглар, поднимая стакан и заслоняясь им от комиссара, словно щитом. — В вашей паршивой деревне Кальдез мальчишки взрывали жаб чуть ли не с колыбели. Но есть же какие-то пределы.
— Нет, я не собирался говорить о жабах.
Адамберг вспомнил, как мальчишки взрывали жаб — вставляли им в рот зажженную сигарету, и жабы превращались в омерзительный фонтан кровавых ошметков, — и его рука сама потянулась к пачке, которую оставил Кромс.
— А вы в самом деле опять начали курить, — заметил Данглар: Адамберг брал уже третью сигарету.
— Это вы меня довели вашими жабами.
— Повод всегда найдется. А вот я решил отказаться от белого вина. Раз и навсегда. Это мой последний стакан.
Адамберг онемел от изумления. Можно было ожидать, что Данглар влюбится, можно было надеяться, что он встретит взаимность, но чтобы это заставило его отказаться от белого вина — в такое просто нельзя было поверить.
— Перехожу на красное, — пояснил майор. — Оно попроще, зато не такое кислое. Белое разъедает мне желудок.
— Хорошая идея, — одобрительным тоном произнес Адамберг: как ни странно, ему стало спокойнее и уютнее от мысли, что в этом мире ничего не меняется, по крайней мере в привычках Данглара.
72 
