— Ну, тогда понятно, почему сюда регулярно варяги наведываются. Непонятно только, откуда? — добавил Картышев.
— Ну, теперь вы мне верите? — с облегчением вздохнул Никита.
— А еще, мужики, — хмуро добавил Росин; — Как раз на лугу перед этим островом мы заночевали, прежде чем проснуться в нынешнем времени. Про этот случай твоя жрица ничего не говорила, Никитушка?
— Блин, точно! — вскочил со своего места Малохин. — Это она! Вот, чёрт… Нужно на Неву идти, с теткой разбираться. Пусть назад возвращает!
— Подожди, — покачал головой Костя. — А как же война? Там, на западе, кто-то сейчас помощи ждет. Там люди гибнут, а ты бежать сломя голову предлагаешь.
— Почему ты решил, что там сражения идут? — фыркнул Малохин. — От того, что какой-то тетке что-то приснилось?
— Сережа, родной, — вздохнул Росин. — А в то, что мы в шестнадцатый век провалились, ты веришь? Ты уж выбери что-нибудь одно. Или с островом связано нечто, способное протаскивать сотни людей сквозь века, но уж тогда и про нападение соседей на западные границы оно наверняка способно узнать. Или оно про обстановку ближе прямой видимости ничего знать не может — но уж тогда и на счет путешествия во времени разговаривать не стоит.
На этот раз Малохин предпочел промолчать.
— Я возьму твои лыжи, Никита? — решительно положил ладони на стол Картышев. — Мы пока ни одной пары вырезать не догадались.
— А как же я?
— Судя по тому, как ты реагируешь на каждое движение, ты еще дня три никуда пойти не сможешь.
— Смогу! Свиньи у меня… — попытался встать Хомяк, и лицо его тут же скривило от боли.
— Вот видишь! — поднялся Игорь. — Пока оклемаешься, я успею сходить и туда, и обратно.
— Объяснять опричнику, что у какой-то женщины на Неве было видение о нападении на западные границы? — Росин снова тяжело вздохнул. — Полный бред. И не сообщать ничего нехорошо получится… Лучше, я сам схожу.
* * *
К удивлению Росина, Зализа отнесся к сообщению серьезно. Единственное, о чем он спросил, выслушав сбивчивый рассказ Кости и поняв, что речь идет о пользующемся дурной славой селении Кельмимаа:
— Откуда там люди? Их же вырезали всех еще в прошлом году!
— Один из моих знакомых поселился, — пояснил Костя. — Вместе с нами сюда приехал.
— Помню, самого его видел, — кивнул Семен. — А вот женщина…
— Местная она, — повторил Росин. — Там и живет.
— Ты, боярин в горницу проходи, откушай чем Бог послал, — задумчиво кивнул Зализа. — Ярыга баял, баня протоплена. Потрапезничаешь, согреешься.
Наворачивая гречу с мясом, и запивая ее горячим сбитенем, Костя все время пытался понять: встречают его как дворянина, вольного боярина-воина, или как простого смерда? Насколько он помнил «Домострой», царь требовал, чтобы челядь кормили «хлебом решетным, щами, да кашей с ветчиной жидкой, а иногда, сменяя ее, и крутой с салом». Хлеб ему предложили свежий, рыхлый, ноздрястый, явно домашней выпечки; вместо щей налили густой наваристой ухой, подернутой сверху толстой янтарной пленкой, что можно считать разумным эквивалентом; но вот является ли греча с мясом «жидкой кашей с ветчиной»? Правда, на широких оловянных блюдах лежали пахнущие грибами пироги и расстегаи, демонстрирующие крупнокалиберную малину. Однако, по воскресениям и праздникам слугам тоже полагались пироги — а какой сейчас день, Росин не имел ни малейшего представления.
Так, в тяжких раздумьях, Костя и накушался до такой степени, что после долгого лыжного перехода по морозному воздуху его потянуло в сон. Знал бы он, чего лишается! Помочь боярину хорошенько попариться пришли две молодые, пышные, веселые девицы, и не помышлявшие прикрывать своих прелестей березовыми и еловыми вениками. Однако попавший в тепло гость окончательно сомлел, и хотя сделал пару поползновений воспользоваться случаем, оказался ни на что не годен.
Утром его разбудил девичий смех — очень может быть, что полати в светлице на первом этаже с ним делила какая-то из вчерашних знакомых, но и этот шанс хозяйский гость упустил. Когда он поднялся, рядом никого не оказалось, а смешок удалялся вдаль где-то за дверьми.
Встав и одевшись, он вышел наружу, и в дверях столкнулся с опричником.
— Поднялся, боярин? Ну, пойдем.
Одетый в отливающий железом и побрякивающий кольчужным подолом юшман, небрежно расстегнутый на груди, Зализа уже не походил на раздобревшего купчишку, каковым казался вчера в цветастых нарядах. Даже черная бородка опричника ныне не топорщилась задорно вперед, а достойно лежала на груди, прикрывая меховой ворот овчинного поддоспешника.