91 
Наконец рамка отделилась от стенки. Никита осторожно опустил добычу на пол, повернулся к дверям и обнаружил, что Настя продолжает сидеть в своем летнем сарафанчике в пушистом снегу и выжидательно смотрит на него.
— Тьфу! — вздрогнул от неожиданности он. — Ты бы хоть оделась, что ли…
— Да мне не нужно…
— Это мне нужно! Смотреть на тебя холодно.
— Хорошо, я буду приходить в зипуне, — согласилась нежить.
Хомяка передернуло. Он поставил рамку со стеклом на край кузова, спрыгнул на землю. Остановился, задумчиво покусывая губу.
— Скажи, Настя, ты ведь, как бы, вечная?
— Наверное, да, — пожала плечами навь.
— Значит, через четыреста пятьдесят лет ты по-прежнему будешь обитать в этих местах?
На этот раз нежить не ответила.
— Ты действительно хочешь, чтобы я был с тобой, принадлежал тебе?
— Да.
— Послушай, — у Никиты аж коленки подогнулись от внезапно пришедшей в голову идеи, и он опустился на порог кузова. — А давай так договоримся: здесь через четыреста пятьдесят лет будет дорога проходить, там, на холме, несколько домиков построят, магазинчик построится. Вот. А где-то в тысяча девятьсот девяносто восьмом году на месте своего дома, того самого, где сейчас живу, я начну строить новый, кирпичный. Вот на этом самом «Додже», — он постучал ладонью по днищу кузова. — На нем самом ездить начну. Давай договоримся, что в тот год, когда строители дом под крышу подведут, ты в него придешь и со всей силы пожелаешь, чтобы я из нынешнего времени в нем оказался. И я клянусь тебе, что исполню любое твое желание, какое ты только пожелаешь. Нет, даже не так — мы всегда будем вместе, и я стану исполнять любые твои желания, какие только будут в моих силах. Согласна?
— Да, — тихонько кивнула навь.
— Ну, тогда давай… — Никита поднялся, отошел от обледеневшего остова на пару шагов и зажмурился, раскинув руки. — Давай!
Спустя минуту его щеки коснулись холодные пальцы. Хомяк открыл глаза, огляделся. Он стоял на заснеженном лугу, рядом с несколькими ушедшими под снег автомобилями. Сразу за лугом начиналась ровная, широкая полоса замерзшей Невы, а на том берегу покачивал опушенными инеем ветвями густой вековой лес. И самое главное — вокруг лежала та самая нетронутая, невероятная тишина, о которой жители двадцать первого века не имеют ни малейшего представления.
— Ну?!
— Извини, Никитушка, — покачала головой Настя. — Если я существовала всегда, это не значит, что я буду существовать и дальше. С запада сюда двигается чуждая нам древняя сила. Она идет сюда. В наших землях ее может интересовать только отец варягов. Твой князь не поверил мне, и теперь эту силу некому остановить. Наверное, Никитушка, через полмесяца меня не станет.
* * *
Дорогу указывал дерптский епископ. Сын Готарда Кетлера и не подозревал, что священник настолько хорошо изучил своего-извечного врага, что способен с полной уверенностью двигаться в диком чужеземном лесу, усыпанным толстым слоем снега, скрывшем все возможные приметы. Тем не менее, епископ невозмутимо ехал во главе длинной воинской колонны, раскидывая копытами коня девственный наст, лишь иногда склоняя голову набок, словно прислушиваясь к чему-то, а то и разговаривая вслух сам с собой.
Следом за правителем западного берега Чудского озера двигались по двое в ряд орденские рыцари в полном доспехе, но без копий — кончики четырехметровых пик постоянно цеплялись за висящие поперек дороги ветви, и их пришлось отправить в обоз. Следом за рыцарями двигалась пехота. Обычно свои кирасы кнехты складывали туда же — на телеги или сани обоза. Но в этот раз, рассчитывая на трофеи из русской пограничной крепости, ливонцы взяли с собою слишком мало лошадей и транспорта, а потому кнехтам приходилось все свое волочь на плечах. Во всяком случае, до тех пор, пока армия не истребит припасы мяса, хлеба и пшена, и не освободит достаточно места. Сам обоз полз по пятам пехотинцев, а следом опять гарцевала рыцарская конница — но уже из ливонских дворян, вассалов епископства и некоторых орденских комтурий.
Из Подкурья войска вышли с первыми предрассветными лучами и, миновали стены Гдова за пределами дистанции пушечного выстрела, углубилась в лес. Под высокими сосновыми кронами снова стало темно, как ночью, но потихоньку глаза людей привыкли, и они шли и шли, не особо задумываясь о том, сколько еще придется отмахать, прежде чем начальство укажет им цель похода. Потом будет горячий штурм, испуганные враги, покорные девицы, выполняющие любые прихоти победителей, растерянные бюргеры, вынужденные расставаться с годами накопленным серебром и, наконец, победное возвращение домой, к заждавшимся отцов детям, или любящим подарки невестам.
91 
