— Как же ими стреляли? — не понял Ксандр. — Они же хрупкие, что глина. Для лука коротки, в самостреле рассыплются при выстреле-то.
— В самостреле их тетивой, само собой, расколет, — согласился ведун. — А вот коли с высоты большой сбросить, то разгонятся не хуже камня из пращи. О камни или дерево, конечно, разобьются. А вот в тело человеческое войдут. Оно ведь, Ксандр, мягкое. Его и стеклом порезать не трудно.
— Сказывали купцы греческие, — вспомнил Любовод, — в морях их острова есть, на коих птицы живут с крыльями бронзовыми, а перья из меди растут. Коли корабль близко к тем островам подплывает, перья свои птицы сии с высоты на моряков бросают. А как всех побьют до смерти, то спускаются и насыщаются мясом теплым.
— И голоса у птиц этих сладкие, что мед, — кивнул Середин. — Я про пичуг этих тоже слыхивал, сиренами их кличут. Правда, здешние стрелы не совсем медные. Но идея явно отсюда в Элладу приехала. Интересное, однако, открытие…
Он поднял глаза к небу, прикрыв от солнца глаза ладонью, словно ожидал увидеть голубей с каменными крыльями и обсидиановыми перышками, отмахнулся:
— Времени заполдень уже. Коли не ошибаюсь, седьмой день сегодня идет?
— А вроде как шестой, — негромко усомнился кормчий.
— Тогда еще поживем, — усмехнулся Середин. — Ну что, бедолаги. Надеюсь, путь ваш через Калинов мост был простым и быстрым, никто вам пути не преграждал, за грехи прежние расплаты не требовал. Так и вы на нас зла не держите. Мертвым — мертвое, живым — живое.
Он вздохнул и осторожно подтолкнул скелеты к самому краю площадки. Ксандр перекрестился:
— Имени, жаль, не знаю. Поминальной молитвы не прочитать.
— Как вернешься, службу заупокойную закажешь, — утешил его ведун.
— А вернемся ли?
Олег промолчал, вытянувшись на жестком камне. У него тоже изрядно болели истоптанные, многократно вывихнутые ноги. Что бы там друзья торговые про его бродяжничество ни сказывали, но скитался-то он не пешком, верхом катался. А потому и от долгих пеших прогулок отвык.
— Дров для костра надо было припасти, — уселся рядом Любовод. — Тоскливо без очага на отдыхе.
— Зачем лишняя морока? — пожал плечами ведун. — Камень и так теплый, а готовить нам нечего. Сегодня я еще потерплю, а завтра придется кого-нибудь за грибами посылать…
— А почто за грибами? — встрепенулся Будута. — Нетути тут грибов! Камни одни кругом! За весь путь ни единого не встретил!
— Значит, на охоту отправишься, — решил купец.
— Какая охота, боярин? — затряс Олега за ногу холоп. — У нас ни луков, ни коней, ни рогатин нету…
— Никак идет кто-то? — повернулась назад, к отрогу, Урсула.
Все мгновенно замолчали. В наступившей тишине стало слышно мерное поскрипывание.
— Да то деревья от ветра хрустят, — нервно хихикнул Будута.
Словно в ответ, застучали, перекатываясь, камешки, что-то жалобно затрещало, секундой позднее — снова.
— Идет… — только и смогла выдавить из себя девушка.
Опять треснули, раскалываясь под огромной тяжестью, мелкие камушки, меж чахлых сосен, кое-как зацепившихся за здешний негостеприимный грунт, мелькнуло красноватым отливом нечто золоченое, тут же скрылось за скальным уступом, появилось снова. Еще несколько шагов, и из-под крон к валуну вышел страж Раджафа — воин, полностью выкованный из красновато-золотистой бронзы, ростом немного выше человеческого, непропорционально широкий в плечах. В его не знающей усталости длани был зажат меч размером с двуручный, вместо глаз из-под медной личины смотрела бездонная мертвая чернота.
Страж остановился перед гладкой стеной валуна, провел по ней левой ладонью, словно хотел убедиться — действительно ли перед ним непреодолимый гранитный монолит. Повернул, обошел убежище путников по кругу. В том месте, где наверх поднимался Середин, опять потрогал камень. Двинулся дальше. Дважды обогнув валун, медный воин вскинул голову, затем вернул ее в обычное положение, глядя прямо перед собой, перехватил рукоять меча обеими руками, вскинув лезвие вверх перед лицом, и замер недвижимо, даже не сделав попытки подняться.
— Ну вот, так я и думал, — облегченно перевел дух Олег и нащупал головку засунутого за ремень молотка. — Он не смог подняться по отвесной стене.
— И что теперь делать, колдун?
— Отдыхать, друже, — сладко зевнул Середин. — Ты же сам просил покоя и отдыха!