Но тут от сильного удара в нижний край щит повернулся в руке, открывая верх, и ведун еле успел взмахнуть саблей, отбивая рушащийся на голову клинок. Обратным движением он наугад саданул в сторону противника, но в ответ услышал лишь глухой стук дерева. В следующий миг сильный удар едва не выбил щит из рук — левый край диска убавился почти на ладонь.
— Ква… — выдохнул Олег, понимая, что Святогор пытается разбить его щит — единственную надежду бездоспешного человека выстоять против одетого в броню ратника.
Он ринулся вперед, попытавшись ударом своего щита по левой стороне вражеского открыть щелочку для сабли — но дружинник опять высоко вскинул щит, лишая ведуна обзора, и тот отскочил назад, понимая, что невидимый меч может выскочить и справа, и слева, и снизу. Его-то саблю было не спрятать — ее кончик выглядывал над краем щита.
Между тем оказалось, что и этот маневр был предусмотрен опытным бойцом — хорошенько размахнувшись на свободном пространстве, ратник отколол почти целую доску уже с правой стороны щита. Правда, широкий и толстый меч Святогора был намного тяжелее сабли, его движение так просто не изменить — поэтому ведун, пока дружинник отводил свой клинок, рывком придвинулся к противнику, наугад ткнул саблей за щит, одновременно пихнув своим огрызком в его левый край.
«Х-хря-м-м-м…» — лезвие бесполезно скребнуло по кольчуге, а Святогор с громким хыком замахнулся из-за головы. Олег мгновенно вскинул щит — сабельку такой удар просто снесет. Дрясь! Посередине щита побежала трещина, крайняя доска отлетела; две оставшиеся, болтаясь на крепежных палках и ремнях, открыли широкую щель для обзора — но на защиту их рассчитывать было уже бесполезно. Святогор довольно осклабился и быстро отошел в сторону, твердо встав обеими ногами на щит убитого бородача:
— Ну, иди сюда, нежить недотопленная. Я тебя выдрам скормлю.
— На! — Олег кинулся вперед, метнул обломки щита ратнику в голову, заставив того спрятаться за щит, рубанул саблей по ноге — но Святогор ногу поддернул и резко выбросил щит вперед, угодив верхним краем ведуну под челюсть. На миг Середин потерял сознание и пришел в себя в тот момент, когда тело ударилось спиной о жесткую землю.
«Почему мне больно? — мелькнула в сознании короткая мысль. — Я же под наркозом!»
И тут же на сжимающий саблю кулак опустилась нога в сапоге с толстой кожаной подошвой. Вторая встала на грудь.
— Ты зря выныривал, утопленник, — с усмешкой сообщил Святогор. — Теперь придется умереть еще раз.
Он красиво крутанул меч в руке, перехватил его клинком вниз, вскинул над головой и тяжело ухнул. А потом свалился набок. На его месте появился Лабута, в рыжей бороде которого и в волосах набились листья, мелкие веточки, иголки, делая бортника похожим на лешего. «Леший» испуганно ойкнул, глядя на ведуна, принялся нащупывать на груди защитную ладанку:
— Великие боги, не оставьте меня своей милостью.
— Ты чего, Лабута? — не понял Олег. — Не узнаешь, что ли?
— Ты… Ты…
— Чего?
— Ты кровь пить станешь? — попятился бортник. — Ты кровь… Живую или мертвую пьешь?
— Я те что, упырь, что ли, кровь пить? — сел на земле Середин. — Может, проще сала отрезать? У конокрадов было, я видел. А то я уж забыл, когда ел в последний раз.
— Сало? — Лабута склонил голову набок, потом присел, нащупал рукоять топора, выдернул его из спины Святогора, попятился еще немного, громко спросил: — Малюта, снедь они где держали?
— Развяжи меня, дядя Лабута, — попросил мальчишка.
— Снедь где? — опять спросил бортник.
— Да у костра в сумах.
— Ты только топором кровавым не режь, — попросил Олег. — Нож у тебя есть?
Рыжебородый разворошил мешок, достал оттуда засаленную тряпицу, развернул и удовлетворенно хмыкнул:
— Оно…
Он положил топор, извлек на свет засапожник, отхватил довольно крупный ломоть, сунул себе в рот, потом отрезал еще. Поднял топор и, держа еду на вытянутой руке, с подозрительной осторожностью подал ее Олегу. Середин схватил сало, принялся жадно жевать.
— И правда ешь… — облегченно выпрямился бортник.
— А чего тебя удивляет? Сало как сало.
— Ты себя-то видел, кузнец?
— Откуда? — хмыкнул ведун, поколебался, потом подтянул саблю, глянулся в отполированный клинок. — Оп-паньки, ни себе чего поласкался…
Хотя в неровной стали отражение кривилось и расползалось, однако бледно-серый цвет лица, иссиня-черные губы и зеленоватые белки глаз не заметить было невозможно.