― Служащий суда, ― сказал он, показывая на меня пальцем и улыбаясь.
― Яйца, бекон, тосты и кофе? ― спросила Гвен-два.
― Именно, ― подтвердил я.
Кофе она принесла сразу.
― Интересная статья, ― сказал Тим. ― О Саргассовом море. Сотни миль плавучих морских растений в самой середине Атлантики.
Он показал на восток.
― И кишмя кишит мелкой живностью, всякой чудной рыбой, червяками и черепахами.
― Серьезно?
― Факт, ― заверил Тим. ― В прошлые века люди боялись этого места, думали, что это растительное царство может их поглотить, но на самом деле это только тонкая пленочка на поверхности воды. Недалеко от Бермудского треугольника. Животные, растения... Они умирают, опускаются на тысячи футов вниз, и там их съедают подводные животные. Круговорот...
― Как и на суше, ― сказал я.
― Вы циник. А вот куда бы я хотел поехать, так это на Галапагосские острова. А вы слышали, что Дарвин не переносил корабельной качки?
― Нет.
Гвен-два поставила передо мной тарелку с горячим омлетом. Яйца были совсем мягкие, ржаные тосты ― с апельсиновым джемом. Я становился почти постоянным клиентом. Болтовня Тима, Гвен, которая знала, чего я хочу, ― все это успокаивало и позволяло забыть утреннюю грязь. Я ел, отвечал Тиму и поглядывал на часы.
У Кэролайн Уилкерсон был весьма внушительный новый дом сразу за Северным мостом, ведущим на набережную Сиеста. Сиеста меньше и спокойнее, чем Лонгбоут, на ней меньше многоэтажных отелей и высоких домов. На Сиесте пышная зелень, напоминающая о загородной жизни. Это не означает, что Сиеста менее роскошна, чем ее более северная соперница. Просто она изысканнее.
Восемь ступенек вели к массивной двустворчатой двери с матовыми стеклами, покрытыми узором из лилий. Слева и справа от двери возвышались колонны, обрамлявшие с обеих сторон и балкон на втором этаже. Дом представлял собой нечто среднее между традиционными флоридскими постройками из ярко-оранжевого кирпича и домами Маунт-Вернон. Он был как раз того цвета и архитектурной формы, чтобы украсить сувенирный флоридский пятидесятицентовик: дом Уилкерсон на одной стороне, фламинго на другой.
Дождь продолжался, но гром гремел теперь уже далеко от берега.
Я припарковался на кирпичной дорожке рядом с красным «Ягуаром», взбежал по ступенькам и нажал на спрятанную в стене белую кнопку. Из дома донесся мягкий протяжный звук, похожий на тот, что раздается, когда Харви будит свой компьютер.
Кэролайн Уилкерсон открыла дверь. Она была в голубых лосинах, с полотенцем на шее. Лицо спокойное, розовое, без единой морщинки, светлые волосы слегка завиты. Очевидно, ожидание моего визита нисколько не взволновало ее.
― Проходите, ― сказала она.
Я прошел за ней через гостиную, столовую, кухню и большую уютную библиотеку на веранду, над которой нависал фонарь комнаты второго этажа. Веранды и балконы в доме не закрывались ширмами или портьерами, дом был открытым. Мошкара, которой было полно на материке, сюда не добирались. Перед верандой голубел бассейн, соединенный с джакузи, откуда в бассейн постоянно стекала пузыристая вода. За бассейном раскинулась бухта. Я стоял, глядя на белую птицу с длинной шеей, высматривавшую рыбу, которая в дождь могла подняться к поверхности воды.
Меня охватило поэтическое настроение. Я чувствовал себя так, будто только что сытно и вкусно позавтракал. А о том, чем надо было заниматься, думать не хотелось.
На веранде стояли плетеные стулья и стол со стеклянной столешницей.
― У вас долгий разговор? ― спросила она. ― Я уже опаздываю.
― Красивый дом, ― сказал я.
― Спасибо, ― ответила она, давая понять, что мнение лысеющего коротышки итальянца значит немного. ― Садитесь, пожалуйста. Чай, кофе, сок?
― Спасибо, нет.
Я сел. Она сняла с шеи полотенце и присоединилась ко мне.
― Итак? ― спросила она.
― Почему доктор Грин посоветовал мне сперва обратиться к вам по поводу Мелани Себастьян?
― Я не знаю, ― сказала она. ― Я спрошу, когда увижу его, хотя мы с ним практически не разговариваем.
― Почему?
― Я не думаю, что он благотворно повлиял на Мелани, ― сказала она. ― Извините меня.
Она нервно встала и ушла в дом, оставив меня смотреть на дождь, который становился умереннее, но зарядил явно надолго. Он даже не приносил свежести. Кэролайн Уилкерсон вернулась, неся стакан с прозрачной бесцветной жидкостью.
― Вода, ― сказала она, поймав мой взгляд. ― Я не пью.