20 
Старый пенек оказался не домовладельцем, а слугой, в единственном лице надзиравшим за домом (был еще второй, помоложе, но его недавно подмела тотальная мобилизация). Старикан, жмурясь и потея от ужаса, сообщил, что хозяин, герр гауптман, где-то на войне, хозяйка умерла три года тому, а фройляйн изволят сидеть в своей комнате и трястись от страха…
Заслышав про фройляйн, наши герои оживились и потребовали оную немедленно предъявить – из чистого любопытства, понятно. Кое в каких перегибах им, признаться по совести, приходилось активно участвовать, но там были совсем другие обстоятельства. Как-никак стоял белый день, они выполняли особое задание командования, трезвехонькие, как на подбор, и были все же не деревенскими валенками, способными без особых церемоний завалить немочку прямо в холле. Галантность требует соблюсти церемонии, хотя бы минимум…
Но старикан, похоже, ожидал гораздо более худшего. Протестовать, правда, не осмелился, повел троицу на второй этаж, заранее обмирая и уверившись, что станет свидетелем каких-нибудь каннибальско-садистских мероприятий. Разубеждать его не пытались – не стоило тратить время, чтобы понравиться старому пердуну и выглядеть перед ним джентльменами…
Старинушка не соврал. В аккуратненькой комнатке на втором этаже и в самом деле обнаружили капитанскую дочку – сероглазое и темноволосое создание двадцати лет, по имени Ютта, очаровательную, как чертенок, перепуганную насмерть. Приятная была лапочка – спасу нет…
Товарищи офицеры поневоле приосанились и распустили павлиньи хвосты, стараясь выглядеть добрейшими и галантнейшими офицерами на свете, благо лялька того стоила. Поначалу она всерьез ждала, что ее то ли разложат незамедлительно прямо на ковре, то ли сначала зарежут кривой казацкой саблей. Однако с течением времени несколько успокоилась – ребятки как-никак были трезвыми, представительными, упирали на свои офицерские звания да и выглядели соответственно – не в парадном, но и не оборванцами из окопов…
Одним словом, девица немного успокоилась, и завязался почти непринужденный разговор. Личность папеньки была моментально выяснена с демонстрацией семейных фотографий. Судя по ним, а также выяснив папенькину дату рождения – тысяча восемьсот девяностый – субъект был не из бедняков, коли владел таким домиком, но вот в смысле карьеры у него обстояло безнадежно плохо. Сапер, в первую мировую дослужился до обер-лейтенанта, а за последующую четверть века едва-едва доскрипел до гауптмана… Ну что тут скажешь? Двадцатипятилетний Капитан с приятным сознанием собственного превосходства сообщил друзьям, что такими темпами, по его, Капитана, разумению, лялькин папа годам к девяноста и до майора дослужится, ежели, конечно, подфартит… Друзья жизнерадостно ржали, полностью согласные с его прогнозом.
Смех смехом, а служба службой. Ютту вежливенько заставили в темпе принести все имеющиеся в доме документы и фотографии – благодаря чему быстро установили, что капитанская дочка нисколечко не врет. Ее фатер и в самом деле не имел отношения к преступным организациям вроде НСДАП и СС – классический армейский неудачник. Это уже было скучно и абсолютно неинтересно. Поэтому изучение документов быстренько свернули. Вежливо растолковали юной хозяйке, что, согласно превратностям войны, в ее доме вскоре разместится некий высокопоставленный офицер, кто именно, ей знать не полагается. На улицу ее, конечно, никто пока что не выставляет, а потом для нее обязательно попытаются что-нибудь придумать – и, увы, ей придется смириться с неожиданными квартирантами, числом четверо…
Капитанская дочка вынуждена была смириться – а что ей еще оставалось? Троица стала размещаться – уже уверенно и обстоятельно, потому что, пока сюда не передислоцируется штаб армии, где же им и обитать несколько дней, как не здесь? Приказ именно такой вариант и предусматривал, поскольку дело деликатное, и печальные прецеденты известны – не успеешь оглянуться, как какой-нибудь лихой комроты разместит здесь парочку своих взводов, и выгоняй потом… Выгнать, конечно, выгонишь, но будущая резиденция командарма уже не будет иметь того респектабельного вида…
«Виллис» загнали во двор. Павлюка пристроили на первом этаже, а сами, не колеблясь, заняли по комнате на втором. Каждому хотелось хоть несколько деньков да пороскошествовать в отдельной комнате – вполне понятное желание для людей, почти четыре года живших в основном гамузом, с соседями, от которых никуда не денешься.
20 
