17 
После того как Театр отказался от "Блаженства", предложив на этом материале написать новую пьесу – комедию об Иване Васильевиче Грозном, попавшем в советскую эпоху, Булгаков без всякого воодушевления принял эти рекомендации. Но потом эта идея все больше и больше захватывала его. И не удивительно: чуть ли не при каждой встрече с теми, кто слушал чтение его пьесы, говорилось, что надо написать новую пьесу, использовав все ту же машину времени: из этого можно извлечь много комедийных положений, конфликтов, можно от души посмеяться над прошлыми и нынешними нравами и обычаями. Так, Е. С. Булгакова записывает в "Дневнике": 30 сентября 1934. "Вчера у меня была встреча с Веровым – новым заместителем директора в Сатире. Театр усиленно просит М. А. согласиться на переделки "Блаженства". 7 мая 1935: "У нас вечером: Горчаков, Веров, Калинкин (из Сатиры). Просят, умоляют переделать "Блаженство". М. А. прочитал им те отрывки, что сделал. Обещал им сдать к первому декабря". 17 октября 1935. "Звонок из Реперткома в Сатиру (рассказывает Горчаков): Пять человек в Реперткоме читали пьесу, все искали, нет ли в ней чего подозрительного? Ничего не нашли. Замечательная фраза: "А нельзя ли, чтобы Иван Грозный сказал, что теперь лучше, чем тогда?" Двадцатого придется М. А. ехать туда с Горчаковым".
20 октября 1935 года скорее всего Булгаков не ездил в Репертком. Поехали туда Калинкин и Горчаков. И привезли к Булгакову одного из сотрудников Реперткома – Млечина. "Последний – записывает Е. С. Булгакова, – никак не может решиться – разрешить "Ивана Васильевича". Сперва искал в пьесе вредную идею. Не найдя, расстроился от мысли, что в ней никакой идеи нет. Сказал: "Вот если бы такую комедию написал, скажем, Афиногенов, мы бы подняли на щит… Но Булгаков!…"И тут же выдал с головой Калинкина, сказав ему: "Вот ведь есть же и у вас опасения какие-то…"
29 октября 1935: "Ночью звонок Верова: "Ивана Васильевича" разрешили с небольшими поправками". 31 октября: "Мы вечером в Сатире. М. А. делал поправки цензурные". 1 ноября: "М. А. читал труппе "Ивана Васильевича". Громадный успех". 18 ноября: "Первая репетиция "Ивана Васильевича" (См.: "Дневник", с. 73-109).
9 марта 1936 года, М. А. Булгаков, прочитав статью ъ "Правде" "Внешний блески фальшивое содержание", сказал: "Конец "Мольеру", конец "Ивану Васильевичу". Действительно, "Мольера" сняли тут же, а с "Иваном Васильевичем" история еще продолжалась некоторое время.
Но Театр тут же потребовал дополнительных переделок. 5 апреля: "М. А. диктует исправления к "Ивану Васильевичу".
Несколько дней назад Театр сатиры пригласил для переговоров. Они хотят выпускать пьесу, но боятся неизвестно чего. Просили о поправках. Горчаков придумал бог знает что: ввести вкомедию пионерку, положительную. М. А. наотрез отказался. Идти по этой дешевой линии!"
11 мая: "Репетиция "Ивана Васильевича" в гримах и костюмах. Без публики. По безвкусию и безобразию это редкостная постановка. Горчаков почему-то испугался, что роль Милославского (блестящий вор – как его задумал М. А.) слишком обаятельна и велел Полю сделать грим какого-то поросенка рыжего, с дефективными ушами. Хорошо играют Курихин и Кара-Дмитриев. Да, слабый, слабый режиссер Горчаков. Ик тому же трус".
13 мая: "Генеральная без публики "Ивана Васильевича". (И это бывает – конечно, не у всех драматургов!) Впечатление от спектакля такое же безотрадное. Смотрели спектакль (кроме нашей семьи – М. А., Евгений и Сергей, Екатерина Ивановна и я) – Боярский, Ангаров из ЦК партии, и к концу пьесы, даже не снимая пальто, держа в руках фуражку и портфель, вошел в зал Фурер, – кажется, он из МК партии.
Немедленно после спектакля пьеса была запрещена. Горчаков передал, что Фурер тут же сказал: – Ставить не советую" ("Дневник", с. 118-120).
На этом сценическая история "Ивана Васильевича" закончилась.
В критике чаще всего мелькала мысль, что М. Булгаков в этой пьесе высказался резко отрицательно об Иване Грозном и результатах его царствования. Так, в частности, Я. С. Лурье писал: "Изображение эпохи Грозного в "Иване Васильевиче" было однозначным и весьма выразительным. Изображенный в пьесе опричный террор, не только страшный, но и чудовищно-абсурдный, мог вызвать весьма неприятные ассоциации" (См.: т. 3, с. 676.). Вряд ли с этим можно согласиться. У Булгакова нет однозначных решений, всегда явление у него показано многогранным, многозначным, даже в комедийной интерпретации. Так и здесь Иван Грозный суров, беспощаден, но вместе с тем умен, справедлив, щедр… Образ его выразителен и не однозначен.
17 
