59 
— Нет, — сказал он. — Ни в чем, что касается моей личной жизни, я не могу усмотреть следочка…
— А разве вы все помните? Вы же в прошлую нашу беседу недвусмысленно ссылались на провалы памяти?
— Помнится, мы и этот аспект обговаривали, — сказал Петр. — Если что-то выпало из памяти — естественно, я не могу этого вспомнить.
— Но тем не менее вы говорите так уверенно…
— Знаете, я все-таки перенервничал, — ответил он. — Не каждый день палят в упор… Вообще, насчет провалов в памяти вам бы следовало поговорить с моим врачом…
— Боюсь, не получится. Не верю я в спиритизм…
— Простите?
— А вы не знали? — удивилась Даша. — Нет, серьезно? Позавчера убили вашего доктора, Шебеко Николая Петровича. Банальнейшая по нынешним временам история: возвращался домой за полночь и, должно быть, привлек внимание обкурившейся шпаны. Двинули чем-то тяжелым по затылку, из карманов все выгребли, часы и куртку сняли… Могу признаться по секрету, что дело глухое. Как у нас выражаются, висяк.
— Надо же. — сказал Петр с искренним сожалением. — Хороший был врач, толковый…
— Значит, и в том, что касается личной жизни, вы не можете отыскать ничего… намекающего?
— Уж простите, нет.
— Павел Иванович, я произнесу несколько самых заигранных банальностей, но эти самые ба-нальности тем не менее не стали от частого употребления чем-то глупым, неправильным.,. Мы будем искать. И не только мы. Вы — заметный в области человек, начальство, и не только наше, будет вполне искренне стучать кулаком по столу… Но как прикажете работать, если вы упорно отказываетесь дать хоть малейший след?
— Я не вижу никаких следов. Не могу усмотреть.
— Павел Иванович… — с мягкой, дипломатической укоризной поморщилась она. — Мы же взрослые люди. Вы не школьник, да и я не институтка. Такое не случается с бухты-барахты. Сидел себе человек, маялся бездельем и скукой, и вдруг стукнуло ему в голову: что же я, дурак, баклуши бью? А возьму-ка боевой пистолет, поеду да стрельну в бизнесмена… А вот, кстати, какой-то весь из себя прикинутый новый русский из своего роскошного офиса спускается, с него и начнем… Так не бывает, Павел Иванович. У нашего стрелка должен быть повод, причина, цель, мотив. Побуждения, потребность… продолжите дальше список, если угодно. Должны быть основания. Веские и серьезные.
— Вы же сами говорили, что он может оказаться психом.
— Может, — согласилась Даша. — Но опять-таки, почему он начал именно с вас? Почему стрелял именно в вас? Ни с кем другим похожего в последнее время не случалось.
— Простите великодушно, но я был с вами откровенным, — сказал Петр, впервые с намеком глянув на часы. — Рассказал все, что знал, и больше мне рассказать нечего… мне что, нужно где-нибудь расписаться?
— Да, здесь… и здесь. А здесь напишите: «С моих слов записано верно». Прочитайте хорошенько, если вам покажется, что я упустила что-то для вас важное, вы имеете право это вписать…
— Нет, благодарствуйте, — сказал Петр, пробежав три листка, исписанных небрежным почерком человека, каждодневно имеющего дело с заполнением множества бумаг. — Ничего вы не упустили…
Она уложила листки в папку, задернула «молнию», встала и с хорошо разыгранным безразличием произнесла:
— Благодарю вас. Павел Иванович. О любых подвижках я вам тут же сообщу… Выйдя вслед за ней в приемную, Петр обрадовался, увидев рядом с сидевшим
в уголке Земцовым Косарева. Поманил его:
— Фомич, зайди. Андропыч, а ты обожди минутку…
Отведя зама под локоток подальше от двери, Петр шепотом спросил:
— Где он?
— Кто? — невинно глянул Фомич. — А-а, вы имеете в виду… Я вас умоляю, потерпите пару дней, он еще не вернулся из столицы.
— Я боюсь в чем-то напортачить, — признался Петр все тем же шепотом. — Сами видите, какой оборот принимают дела…
— Не беспокоитесь, голубчик, — прошептал лысый прохиндей, глядя, по своему обыкновению, просветленным взором невинного дитяти. — Ничего вы не напортачите, зря волнуетесь. История, согласен, волнительная, но, я вас умоляю, не дергайтесь. Все наладится.
— Кто это, как вы думаете?
— Представления не имею, Павел Иванович. Может, и в самом деле какой-нибудь шизофреник? Их в нынешние вольные времена нельзя, понимаете ли, запереть в больничке, пока они сами не соизволят разрешить. Вот и бродят… Я вам могу сказать одно: он не может быть замешан ни в чем… э-э, дурно пахнущем.
59 
