Шанс был. Зыбкий, не избавляющий от сложностей в будущем, но — был.
К слову, добавлю еще, что большевики в конце 1916 года вовсе не думали о взятии власти. Троцкий в декабре уехал в Америку, по его собственным словам, убежденный, что «видит Европу в последний раз». Там же, в США, уже обретался Бухарин и другие «видные теоретики». Ленин уныло попивал пивко в Швейцарии, вздыхая, что нынешнее поколение еще не застанет революции в России. От безнадежности он и сам собирался вслед за единомышленниками в Америку и хотел - исторический факт - предложить американским товарищам-социалистам в качестве пробного шара мировой революции развернуть борьбу за независимость Гавайских островов. Это было…
Начинается откровенный саботаж. Чиновники МИД почти в полном составе встречают на вокзале возвратившегося со своей дачи Сазонова (почти как большевики вскоре - Ленина, только у дипломатов нет броневиков), устраивают в здании министерства общее собрание, на котором всячески превозносят заслуги бывшего министра перед… Антантой и «доблестными союзными войсками». О заслугах перед царем и Россией и речи не идет. Зато в голос поносят переставшее быть секретом готовящееся сепаратное соглашение.
Пошумев, поаплодировав и побузив, большая часть чиновников расходится по домам - а несколько старших начальников усаживаются за рюмкой чая. Там, в тесном кругу, в выражениях уже не стесняются: барон Нольде заявляет, что «через три месяца у нас будет республика» (она будет даже через два с половиной, как в воду глядел барон!). О царе говорят, «как о покойнике». По воспоминаниям очевидца, для этих людей «монархия уже не существовала».
Прикажете думать, что царская чета об этом митинге так и не узнала? Плохо вы знакомы с тогдашней полицией…
Тот же очевидец подметил главный источник злобы и раздражения господ дипломатов: «Власть над событиями от нас безвозвратно ушла». Высшие чины министерства оказались «в бессилии вести В ПРЕЖНЕМ РУСЛЕ (выделено мной. - А. Б.) политику России». Оттого и бесились. Россия выходила на новый курс, где «агентам влияния» Антанты вскоре не нашлось бы места. А ремесло было доходное, чего там…
И все же прогерманским силам пришлось временно отступить. Английский и французский послы предприняли невероятный нажим на императора. До сих пор неизвестно (и никогда уже, наверное, не станет известно), какие угрозы там звучали.
Но без угроз и прямых ультиматумов наверняка не обошлось - об этом можно прочесть меж строк даже в «причесанных», благостных мемуарах Бьюкенена. Они давно опубликованы у нас, чтение занимательное…
И Штюрмера снимают со всех постов. Императрица в ярости, но пока что ничего не может изменить. Премьером назначают Трепова, а министром иностранных дел - некоего Покровского (поскольку обоих, захлебываясь от восторга, аттестует как умнейших и честнейших людей тот же Бьюкенен, с ними определенно нечисто).
Французский посол Палеолог обедает с несколькими своими русскими друзьями. Все наперебой радуются снятию Штюрмера и поражению «германской клики», один только господин по фамилии Безак (мне пока что не удалось ничего найти об этом человеке) мрачен. Оказывается, Штюрмера он полагает «великим гражданином», который пытался удержать страну от скольжения по «наклонной плоскости, до которой ее безумно довели и в конце которой ее ожидают поражение, позор, гибель и революция».
Французский придурок, мосье Палеолог, изумленно восклицает:
Вы в самом деле такой пессимист?
И Безак ему отвечает (мне почему-то представляется, тихо, грустно, безнадежно):
Мы погибли, господин посол…
А может быть, все не так мрачно? Напоминаю: императрица Александра Федоровна не в истерике бьется, она в холодной ярости. А ума, воли и энергии у нее в сто раз больше, нежели у «мужа Александры Федоровны»…
И вот тут-то перед нами возникает одна из самых темных, непроясненных загадок уходящего шестнадцатого года…
Из самых разных источников, от самых несхожих людей известно, что как раз в то время, в дни, когда оказалось похороненным соглашение о сепаратном мире, рождается план нового переворота.
«Мозговой центр»: Распутин, Протопопов, генерал Хабалов (начальник Петроградского военного округа), генерал Никитин (комендант Петропавловской крепости), генерал Глобачев (начальник Петроградского охранного отделения), генерал Курлов. Среди фигур помельче называют Манасевича-Мануилова и директора департамента полиции Белецкого. Самое интересное — это план заговора. Предполагалось сначала организовать «хлебные бунты», якобы стихийные «народные выступления», а потом быстренько их подавить - эффектно, зрелищно, с пальбой и кавалерией на улицах. А потом под лозунгом «Отечество в опасности!» Николай II распускает Думу (она все равно на рождественском отдыхе, так что пройдет легко), вводит чрезвычайное положение и заключает сепаратный мир с Германией и Австро-Венгрией…