– Это когда у вас оборотистые ребятки арендовали полмузея под мебельный салон?
– Да. Обещали сделать ремонт, у музея же ни копейки… Одним словом, стали уплотняться, из четырех комнат сносили все в одну, там Юлия их… его и увидела. Знаете, в статуэтках Будды частенько делали тайники. Туда клали мощи, священные тексты, всякие предметы, представляющие теперь для науки определенный интерес. Вот она и решила просветить статуэтку рентгеном. Вадим ей где-то устроил. Оказалось, там внутри и в самом деле что-то есть. Вадим с Левой поехали в какую-то мастерскую и спилили основание…
– А мне-то казалось, что такие вещи делают под бдительным оком седенького профессора…
Марина чуть смутилась:
– Конечно, это было против правил, но началась бы волокита, а Будды даже не было в инвентарной описи…
– Вот видите, я сразу угадал, что Юлия – женщина решительная, – сказал Данил. – Ну, понятно, я бы и сам, наверное, так сделал… Дело вполне житейское. Что там было? Если не карта – значит, текст?
– Да, пергамент. На одном из диалектов тайджиутского. Хотя писал, Юлия была уверена, китаец. Тайджиуты – это древний род, впоследствии частично уничтоженный монголами, частично ассимилированный маньчжурами, но уже гораздо позже… Дальнейшие тонкости пропускаем?
– Пропускаем, – кивнул Данил.
– Там было подробное описание места, где зарыт клад. Что за клад, я не знаю. Я специализировалась больше на археологии, а древние языки – сфера как раз Юлии. Но нужно было еще привязать указания к местности, работа предстояла огромная – все названия изменились не единожды, иные реки давно пересохли. Здесь, в Сибири, это отняло бы много времени, и Юлия повезла пергамент в Москву…
– К Елагиным?
– Да. Сергей Ипполитович – один из лучших специалистов…
«Был», – добавил про себя Данил и промолчал. Спросил:
– А Спаровский?
– Бывший Юлин муж? Пожалуй, специалист. Профессор считал, что надежды он подавал огромные. Только потом ушел из института и стал делать хорошие деньги на частном преподавании…
– Значит, вы организовали компанию пайщиков-концессионеров… – сказал Данил. – Неужели рассчитывали украдкой выкопать все и продать?
– Вадим это и предлагал, – с бледной улыбкой сказала Марина. – Только Лева смотрел на вещи гораздо взрослее и реалистичнее… Клад, по Юлиным словам, был богатейший. Даже законные двадцать пять процентов, поделенные на четверых – сумма для меня непредставимая. У Левы были хорошие связи в милиции, собрался организовать все так, чтобы нас не обманули, выплатили… Потом… – она поколебалась, – потом начались ссоры. Вадим настаивал, что клад нужно продать весь, говорил, что кое-чему научился в «Интеркрайте» и знает, как это устроить, хотя бы через вас… Лева предпочитал синицу в руках. Они постоянно ссорились. Юлия звонила очень редко, у нее там все затянулось, а они ссорились, начинали даже ее подозревать.
– И тогда на сцене появилась Ларочка Глаголева? Нет?
– Вадим ей, видимо, проболтался, – кивнула Марина. – Стал пугать Леву, будто отколется и обойдется без него, что сможет с Лариной помощью доискаться сам… Они сцепились прямо здесь у меня, разбили вазу, Лева ему прилично накидал… Ох, знаете ли, картинка была еще та. Оба поддавшие, Лева пугает его милицией, а Вадим кричит, что возьмет в долю кого-то из глаголевского ведомства и всем устроит кузькину мать… Это было дня за три до того, как Вадима…
– Так оно с кладами и бывает, – философски сказал Данил. – В общем-то, как нас учит мировая классика, резаться начинают, стоит только выкопать, но необязательно… Можно и раньше начать, запросто. А потом пошли убийства? Да? Вы обо всех знаете?
– Про Вадима сказал Лева. Тогда-то он и оставил мне телефон, сказал, чтобы я звонила в случае… неожиданностей.
– И звонили?
– После… субботы. Приезжал старший лейтенант, фамилия, кажется, Клепатов…
– Клебанов?
– Да, верно…
– Вы ему рассказали про клад?
– Нет, – решительно мотнула головой Марина. – Все еще не потеряла надежды на Юлию, она-то, я уверена, сможет закончить… При моей-то нищей жизни…
– Да я прекрасно понимаю, – сказал Данил. – Чего там… Клебанов как-то касался клада?
– Нет. Записал все подробно, пообещал, что они примут меры.
«Вообще-то могли и принять, – подумал Данил. – Бортко не впервые через третьи уста предупреждает по-хорошему Беса, когда тот, стервец, заиграется. А налет на эту милую вдовушку (пусть и незаконную вдовушку-то) – дело рук определенно Беса, по грубой работе видно».