То, что он попал в здание обкома, удивлять не должно: в те времена, предъявив партбилет, можно было беспрепятственно пройти в любое учреждение, кроме ЦК. Всех занявшихся расследованием удивляло другое: телохранитель Кирова Борисов, который, согласно строжайшей инструкции, должен был неотступно за ним следовать до дверей кабинета, преспокойно отстал и болтался где-то по коридорам. Некоторые из многочисленных свидетельских показаний можно понять и так, что уже после двух выстрелов Борисов появился на месте трагедии самым последним — другие хватали за шкирку Николаева, другие забирали его наган…
В Ленинград курьерским поездом примчался Сталин. Выйдя на перрон, не говоря худого слова, заехал по физиономии начальнику областного управления НКВД Медведю и возглавил расследование сам. Естественно, первым делом он велел привезти к нему Борисова.
Борисова повезли на грузовике шофер Кузин и два оперативника, Виноградов и Малий.
Привезли они труп. Как оправдывались, машину вдруг резко занесло, и она на «жуткой» (примерно 50 км/час) скорости врезалась в стену дома. Никто не пострадал, а вот Борисов ударился головой об стену и умер…
Вы будете смеяться, но после XX съезда в смерти Борисова обвиняли… Сталина! Хотя любой читатель и знаток детективов, не будучи профессионалом сыска, согласится: Сталин оказался бы последним, кому нужна была эта смерть…
Поначалу все причастные к этому темному делу как-то сумели отболтаться. Появился акт экспертизы, согласно которому у грузовика и в самом деле оказалась сломанной одна рессора, а с водосточной трубы на той злополучной стене, о которую Борисов треснулся головой, сняли клочок его пальто…
Вот только нет никаких данных, что рессора была неисправна ещё до поездки. А клочок пальто был «снят с трубы»… через две недели после аварии!
Точнее, через десять дней, но разница невелика.
Позже, когда арестовали Ягоду, почистили НКВД от его людей и возобновили следствие, результаты оказались гораздо более интересными. Шофер Кузин показал, что оперативник Малий, сидевший с ним рядом в кабине, вдруг схватил у него руль и резко крутанул, направив машину на стену. А потом, когда Кузин вылез из кабины, обнаружил в кузове мертвого Борисова и убегавшего прочь живехонького второго оперативника, Виноградова…
Обоих оперов расстреляли. Кузину дали срок. Он свое отсидел и вышел на свободу. Вполне естественно, в стиле хрущевского времени было повелено считать, что показания были ложными, вырванными из-под пыток. Однако вот что писал Кузин в Комиссию партийного контроля в пятьдесят шестом году:
«Переезжая улицу Потемкина, Малий вырывает у меня руль и направляет машину на стену дома, а сам пытается выскочить из кабины. Я его задерживаю и не даю ему выскочить. Машина открытой правой дверцей ударилась о стену дома, в результате было стекло дверки разбито. Когда я остановил машину и вышел, посмотрел в кузов, Виноградова в кузове не было, а он бежал, я вскочил в кузов и увидел, что в кузове лежит убитый Борисов, правый висок в крови. Я закричал — убили, убили. В это время ко мне подошел Малий и сказал — не кричи, а то будет и тебе, и сам Малий скрылся. Я после этого Малия и Виноградова не видел до моего освобождения из-под ареста».
Оставшись один, Кузин стал искать автоинспектора. Но тут как нельзя более кстати подъехал сотрудник НКВД Гусев и быстренько шофера арестовал. Его допрашивали, потом появился некий чин НКВД с четырьмя ромбами на петлицах и велел хорошенько запомнить, что никто никого не убивал, а Борисов ударился головой о водосточную трубу…
Как видим, и в 1956 г. Кузин от прежних показаний не отказывался. Опубликовавшая это письмо А. Кирилина в убийство Борисова не верит.
Вероятнее всего, она попросту не умеет водить машину. Автор этих строк за руль сел впервые тридцать два года назад…
Так вот, мне, как водителю с некоторым стажем, совершенно ясно: Кузин описывает происшествие, при котором вообще не было удара кузовом о стену! О стену, как явствует из показаний, ударилась только правая дверца — распахнувшись, она выступила за ширину кузова. После чего Кузин остановил машину — значит, она продолжала ехать. А ведь, врежься она в стену, было бы повреждено и крыло, и кузов, но ничего подобного не зафиксировано.
Пятьдесят километров в час — скорость вовсе не бешеная. Борисова либо по инерции должно было отбросить в кузов, либо он инстинктивно выставил бы руки, защищая голову, как в таких ситуациях обычно и бывает, но о повреждении рук ничего не сказано. Кровь, наконец, была на виске. Потребовалось бы чересчур уж фантастическое стечение обстоятельств, чтобы находившийся в кузове человек ударился виском об округлую водосточную трубу…