– Иво, у тебя что-то случилось? – спросил он, спрятав свою широкую добродушную улыбку под густыми усами.
– Да, – коротко ответил я.
– Неприятности?
– Вроде того, – не стал я вдаваться в подробности.
– Требуется моя помощь?
– Именно…
– Говори.
Что мне нравилось в Венедикте, так это его конкретность. Особенно когда он был выпивши. В состоянии легкого опьянения Венедикт был готов сделать для друга все, что угодно, притом немедленно.
Этим его качеством нередко пользовались всякие нехорошие личности, которые с завидным постоянством просили у него взаймы и почти никогда не отдавали долги. Поэтому деньги у Венедикта исчезали с потрясающей быстротой. А зарабатывал он за свои творения весьма и весьма прилично.
Но Венедикт по этому поводу не кручинился. Он был трудоголиком. Венедикту нравились не сами деньги, а трудовой процесс, в результате которого он имел возможность жить так, как его душа желает.
В принципе, у него было все, что нужно нормальному творческому человеку его профиля: известное имя, просторная мастерская с полным набором материалов, инструментов и универсальных малогабаритных станков, хорошая квартира, недорогая, но надежная импортная тачка, отсутствие различных начальников и погонял, большое количество друзей и почитателей и масса свободного времени.
– Мне нужен портрет одной девицы. Срочно.
– А-а… – Венедикт недовольно нахмурился.
– Это не то, что ты думаешь, – поспешил я успокоить своего приятеля. – Я хочу, чтобы ты нарисовал фоторобот. То есть, портрет с моих слов.
– Что-то новое… – Венедикт посмотрел на меня с подозрением. – Никогда не приходилось…
– Кроме тебя, мне не к кому обратиться. Выручи, будь добр. За мной не заржавеет.
– Я вижу, что ты серьезно влип, – сказал после минутного раздумья Венедикт. – Верно?
– Куда уж серьезней…
– Похоже, ты попал на бабки. Неужто эта подруга слиняла с твоим кошельком? – высказал он предположение, которое было близко к истине.
– Почти так, но значительно хуже. Расскажу… как-нибудь потом. Занимательная и поучительная история… для самоуверенных лохов.
– Понял… А завтра нельзя? Сегодня, сам видишь, у меня шалман.
– Нельзя. Завтра будет поздно. Меня поджимает время.
– Хочешь сказать, что тебя могут запереть в будку?..
– Или закопать на два метра ниже уровня пола, – продолжил я мысль Венедикта.
– Даже так… – Он стал совсем серьезным. – Тогда я готов. Пойдем в каптерку, чтобы нам не мешали.
Мы уединились в небольшой комнатке, служившей Венедикту складом материалов и инструментов и кабинетом одновременно. Там были новенькие металлические стеллажи, стол с компьютером, сканером и цветным лазерным принтером, резная деревянная скамейка и два венских стула. На одной из стен висел не законченный автопортрет Венедикта (судя по манере письма), покрытый пылью.
Включив сильную лампу с рефлектором и взяв карандаш, Венедикт начал быстрыми движениями рисовать портрет Ланы.
– Ну и задачка…– бубнил он себе под нос. – Похожа?
– Не совсем. У нее нос короче… мне так кажется.
– Момент…
Венедикт снова запыхтел над рисунком, а я своими подсказками пытался скорректировать то, что он изображал. Фоторобот, откровенно говоря, получался аховый. Даже я с трудом узнавал проявляющийся на белом листе ватмана облик моей подлой искусительницы.
– Вот они где, заговорщики! – раздался веселый голос Кир Кирыча.
Он стоял в дверном проеме в обнимку с какой-то анемичной плоскогрудой девицей, которая была выше от него на целую голову.
– А мы вас обыскались, – продолжал Кир Вмазыч, беззастенчиво лапая свою подружку за всякие места.
Она пьяненько хихикала и делала вид, что отбрыкивается. Что касается Венедикта, то он даже ухом не повел – будто и не слышал слов своего дружка.
– И что это мы тут рисуем? – Кир Непросыхающий подошел к столу.
Некоторое время он стоял и смотрел, как работает Венедикт, а затем вдруг сказал ему совершенно трезвым голосом:
– Дай стило.
– Зачем? – недоуменно спросил Венедикт.
– Дай!
Кир Кирыч буквально вырвал из рук Венедикта карандаш, отпихнул его в сторону, уселся на скамейку и, как мне показалось, провел всего три или четыре линии.
Я не поверил своим глазам: на меня, лукаво ухмыляясь, смотрела Лана! Она была как живая! Вот тебе и Кир Вмазыч. Однако, откуда?..
– Вот так надо… слесарь-одиночка, – поднявшись со скамьи и свысока глядя на Венедикта, сказал Кир Кирыч своему дружку. – Это тебе не автогеном орудовать. Учись, пока я живой.