10 
— Доброе утро.
Он не видел ее. Но обрадовался, услышав за спиной этот голос.
— Доброе утро. Ты рано.
— Эверт?
— Да?
— Что это?
Марианна Херманссон взглянула в конец коридора, положила руку на плечо комиссару. Он, по обыкновению, дернулся, поскольку никогда не знал, как вести себя в таких случаях.
— Приехали нынче утром.
Гренс вкратце объяснил ей ситуацию, она всегда понимала с полуслова. Она умница, эта Херманссон. Он научился ценить ее, а ведь два года назад резко возражал против ее временного назначения. Но случай с заложниками в одной из крупнейших стокгольмских больниц заставил его пересмотреть свое мнение.
— Почему ты выбрал меня?
— Это так важно?
— Я знаю твое отношение к женщинам-полицейским.
Она была молода, только что закончила учебу, но отличалась осторожностью и аналитическим складом ума и в том расследовании, которое волей случая началось в операционной отделения скорой помощи, пришла к выводам, какие следовало бы сделать ему самому.
— Городская полиция каждый год пополняется почти на шестьдесят человек. Что ты хочешь услышать? Что ты такая замечательная?
— Я хочу знать почему.
А спустя полгода он, наплевав на длинную очередь ожидающих, взял ее в отдел на должность инспектора.
— Потому что ты и вправду замечательная.
— А женщины-полицейские?
— Никуда не годятся. И твоя компетентность ничего не меняет.
Разговор происходил в этом же коридоре, в дверях его кабинета, и, казалось, время от времени оживал и стоял между ними.
Он так и не понял, хорошо это или плохо.
Херманссон показала на кофейный автомат, он посторонился, и она несколько раз нажала одну из верхних кнопок. Смесь порошкового молока и чего-то еще — любимый напиток молодых полицейских. Он с отвращением смотрел на ее пластиковую чашку, ему хватало бессонных ночей и тридцати трех текущих дел на столе, и без этого синтетического дерьма он уж как-нибудь обойдется.
— Думаю, надо попробовать поговорить с ними.
— Как раз этого они и не делают. Не говорят.
Но Херманссон уже направилась к детям. Шла медленно, стараясь не расплескать чашку, а другой рукой легонько делая знаки группе ребятишек. Вот она остановилась перед одной из старших девочек, снова сделала знак рукой, но ответа не получила. Немногим раньше Гренс видел, как эта девочка с младенцем на руках присматривала за остальными, и решил, что она тут неформальный лидер или, по крайней мере, пользуется их доверием, вот почему он уже два раза за это утро пытался поговорить с ней.
Оба раза она отворачивалась, будто пренебрегала им. От Херманссон она хотя бы не уходила.
Он нажал на кнопку, решил выпить еще кофе.
Глянул в окно: чертова зима, год от года она все более отвратительна ему, мокрая, скользкая, бесконечно долгая.
Херманссон по-прежнему стояла возле девочки, которой делала знаки. Гренс ждал подле автомата, пока тот, фыркая, собирался с силами, потом выпил кофе и пошел к ним — короткая прогулка среди молчащих детей. Свен заметил его и вышел из кабинета, чтобы составить ему компанию. Гренс обернулся к коллеге и весело сообщил:
— Я заказал еду. Через полчаса привезут, им сперва надо прогреть печи. Сорок три «Каприччиозо».
— Прости?
— Хочешь одну?
— Эверт, ты о пицце?
Они были уже в двух шагах от Херманссон и девочки, когда Гренс остановился и раздраженно бросил:
— Они ведь голодные, так? Я думал, ты заметил.
— Эверт…
— Свен, мне начхать на твои продовольственные счета. Им нужна еда. И они ее получат.
Его раздраженный голос эхом отдавался в коридоре, и кое-кто из детей поблизости забеспокоился. Девочка, которая стояла перед Херманссон, отпрянула назад, испуганные глаза пытались истолковать жесты пожилого мужчины.
— Они ничего не ели со вчерашнего дня.
Когда девочка отпрянула, Херманссон протянула руку и осторожно погладила ее по щеке. Потом оглянулась, посмотрела сначала на Эверта, затем на Свена.
— Последний раз — вчера после полудня. То есть семнадцать-восемнадцать часов назад.
Эверт Гренс фыркнул:
— Откуда, черт возьми, ты это знаешь?
— Она сказала.
— Ты что, смеешься?
Херманссон кивнула на детей, стоявших поблизости:
— Эверт, и он, и она… — Она понизила голос, словно боялась, что те, о ком она говорит, услышат. — Дети улицы. Я уверена. Из Бухареста.
10 
