76 
Пристально глядя на прокурора, Эверт Гренс повторил еще раз: пусть услышит, пусть поймет:
— Под землей. Там, где ты никогда не бывал.
В этом споре Эверт Гренс потерпит поражение.
Свен Сундквист был совершенно уверен. Ларс Огестам не отступал, не отводил глаз, не гнулся перед одним из неформальных лидеров полицейского управления.
— Опытный полицейский элитного подразделения выстрелил, как выяснилось, в атакующую крысу. Патруль из таких же полицейских заблудился под Фридхемсплан и через подвальную дверь вышел в Крунуберг, в подземный этаж. Убийца успел запалить семнадцать костров в замкнутой системе.
— Я это учитывал.
— Ты отвечал за операцию, которая кончилась полным провалом. Ты подверг свою жизнь и жизнь своих подчиненных смертельной опасности.
— Каждый опытный охотник, Огестам, — прошипел Гренс, — знает, что, если запустить пару хорьков в кроличью нору, кролики уйдут через другие лазы, которых ты не видел, о которых понятия не имел, а потому не сторожил. В таких случаях приходится сознательно идти на риск. У меня было восемьдесят человек. А нужны были сто восемьдесят, чтобы сторожить все выходы, все спуски.
— Ошибаешься, Гренс. — Огестам тоже понизил голос, тоже зашипел: — Каждый опытный охотник знает, что куда эффективнее выкурить кроликов из норы. Ты этого не знал. А потому, Гренс, на сей раз кролик выкурил охотника.
В дверь постучали. Свен взглянул на своего шефа, на прокурора — они и слышали, и не слышали.
— Можешь продолжать свои дерзости, можешь напускать на себя грозный вид. Можешь оправдываться сколько угодно. Я добыл тебе разрешение. Я надеялся на тебя. Но в результате твоей операции расследование не продвинулось ни на йоту.
Снова стук в дверь. Ноль внимания.
— Ты выбит из колеи, Гренс. Тебе недостает душевного равновесия, чтобы вести полицейское расследование. Я буду требовать, чтобы тебя отстранили от дела.
Комиссар не ответил.
— А ты? Будь добр, отойди назад. Ты слишком близко. Мне это не нравится.
Огестам отвернулся и пошел открыть дверь.
Херманссон искоса посмотрела на немецкого комиссара в дорогом костюме. Она слышала раздраженные голоса из кабинета Эверта и порадовалась, что ее гость не знает шведского.
— Прошу прощения. Разго…
— Не извиняйтесь. Ершистые сотрудники зачастую хорошо работают. Мы тоже иной раз дискутируем при закрытых дверях.
Ларс Огестам открыл дверь, лицо красное, волосы взъерошены. Херманссон вошла, представила гостя, чувствуя, что атмосфера здесь насыщена злостью и агрессией, время для визита не самое подходящее, надо было подождать.
Эверт стоял посреди комнаты, тоже красный, Свен сидел на диване, как всегда наблюдал.
— Здесь пахнет дымом. Чувствуете?
Она смотрела на них, но ответа не дождалась. А ведь в кабинете вправду пахло костром, дымом, и она беспокойно огляделась, высматривая дымящуюся пепельницу, подъедающую папку с документами, или стеариновую свечу, подпалившую гардины, но никаких признаков огня не заметила.
— Пахнет от нас. От меня и от Эверта. Объясню потом, спокойно и без нервов.
Свен Сундквист взмахнул рукой, и она снова почувствовала явственный, сильный запах дыма. Очень любопытно. Но спрашивать она не стала, только повернулась к Хорсту Бауэру и извинилась, что будет говорить по-шведски. В кратких словах описала лица на девяти фотографиях с камер наблюдения и передала информацию Бауэра о том, как эти люди, группами по трое, перевезли и бросили в общей сложности сто девяносто четыре ребенка в пяти европейских городах.
— Интересно. Но я не понимаю, в чем проблема. — Огестам смотрел на Херманссон.
Она кивнула в сторону немецкого гостя.
— Проблема в том, что сотрудничество продолжится только при условии, что мы забудем о своем расследовании.
— Забудем?
— Да. Я воспринимаю это как ультиматум. И хочу, чтобы решение принял ты.
Хорст Бауэр не понимал, о чем они говорят.
— Речь идет о добрых взаимоотношениях Швеции с другими державами. — Однако, чувствуя, что они все сказали, он решил продолжить: — О добрых взаимоотношениях Германии с другими державами. И о добрых взаимоотношениях Норвегии, Италии и Дании с другими державами.
Затем он повторил все, что уже изложил Херманссон.
Что все их дальнейшие беседы должны остаться в этих стенах. Что никакого предварительного расследования отныне не существует.
76 
