– Что, холодно? – спросил Мазур.
– Ты меня убьешь?
Мазур даже остановился:
– Сдурела?
Вика смотрела ему в лицо:
– Я вчера сон видела. Как ты меня убиваешь, чтобы не мешала. Зачем я вам, в самом-то деле...
– Сдурела, – повторил Мазур.
– Я же вижу, что лишняя, – повторила она со столь обреченной покорностью судьбе, что Мазура самого бросило в дрожь.
Он притянул ее свободной рукой и поцеловал. Губы у нее сначала были холодными и вялыми, но понемногу потеплели, она почти не отвечала, словно не веря. Тяжко вздохнула и робко прижалась к нему всем телом. Ветка догорала, руку уже обдавало жаром, и Мазур легонько подтолкнул женщину вперед.
Быстро и сноровисто разжег костерок в углу, подальше от «дровяного склада». Вика стояла на коленях на мягких пихтовых ветках, теребила замок «молнии» – и в ее глазах Мазур увидел надежду. «Вот и прекрасно, – сказал он себе. – В первобытном мире лечат первобытными лекарствами. Капитан первого ранга Мазур, психотерапевт племени...»
– Что снимать? – тихо спросила Вика.
– Все, – сказал он, опускаясь рядом и старательно притворяясь перед самим собой, будто им движет исключительно гуманность и филантропия.
Ее взгляд невольно метнулся к проходу:
– А...
Мазур осторожно опустил ее в ворох мягких иголок и медленно потянул вниз «молнию». Она подчинилась, закрыв глаза и, кажется, даже не дыша, полуоткрыв рот. Пока Мазур ее раздевал, Вика оставалась скованной и напряженной, но после первых же прикосновений сплела руки у него на спине, вся подалась навстречу. Он еще никогда не брал женщину, ставшую прямо-таки воплощением покорности, нежной и полной, старавшейся предугадать всякое его движение и последовать за ним – и в то же время остававшейся страстной. Ему ничуточки не пришлось стараться, чтобы кончить одновременно, – Вика мягко и незаметно подвела его к беззвучному взрыву, пронизавшему обоих. Сначала, еще оставаясь расслабленно в ней, Мазур подумал довольно: фантастическая женщина. И лишь потом, немного остывши, прижимая ее к себе и бормоча на ухо что-то бессвязное и утешительное, понял ее до конца и пожалел, чуть ли не ужаснулся – это и есть та лоза, что не способна существовать без опоры, жизнь без п о л о в и н к и для нее сплошной ужас. Бог ты мой, как ей должно быть жутко сейчас...
– А как же Ольга? – спросила она тихо. – Идти-то назад теперь страшно...
– Обойдется, – сказал Мазур, погладив ее по плечу. – В нашем первобытном племени и нравы упростились чуточку... Так что не переживай, поймет.
Вика прижалась к нему всем телом, чуть распухшая от комариных укусов щека лежала на его груди.
– Знаешь, я всегда тайги боялась чуточку, – призналась она тихо. – А о н все равно таскал. Как сердце чуяло... Я, правда, во сне видела, что ты меня убил.
– Вот и выходит, что сны надо толковать как раз наоборот, – сказал Мазур философски.
– Ты по обязанности, или как?
– Победительница, ты чудесная женщина, – искренне сказал Мазур. – Вот только скоту досталась, уж извини. И с ним-то, если каким чудом попадется, я цацкаться не буду...
– Ну и пусть, – сказала она решительно. Провела ладонью по его бедру. – Мы когда-нибудь еще...
– Почему – когда-нибудь? – сказал Мазур, перехватив ее ладонь и чуть передвинув. И шепнул на ухо нечто такое, от чего она засмеялась уже совсем весело.
Что скрывать, роль вождя племени ему пришлась по вкусу и по душе. Но, возвращаясь в «гостиную», он все-таки немного робел из-за необычности ситуации. Однако все прошло гладко: возившаяся у костра Ольга глянула на них и совершенно буднично бросила:
– Явились, прелюбодеи? Садитесь жрать.
Чего ей это спокойствие стоило, Мазур мог только догадываться. Не сыщешь женщины, которая в таком положении не испытывала бы ничего, кроме умиления собственным благородством. И все же держалась она прекрасно, мимоходом взъерошила Вике волосы:
– Не бери в голову, Гюльчетай. Коли уж получилась нежданно мусульманская семейка... В городе посмеемся. Только на будущее давай четко прикинем, как нам нашего мужика делить по справедливости...
Мазур сидел, не поднимая глаз, старательно вгрызаясь в горячий кус сочной барсучатины. Женскую логику он давно познал вдоль и поперек, а потому не сомневался, что подсознательно Ольга считает его виноватым, хоть и сама ко всему подтолкнула. Самые лучшие на свете женщины – всего лишь женщины, и не более того, аминь...
По рукам текло горячее сало, в углу лежала щетинистая барсучья шкура, а рядом с автоматом покоился лук с отпущенной тетивой и пучок грубо отделанных стрел. И тут же – электронные часы на руке Ольги и отблески света, матово игравшие на ее полуобнаженной груди, круглившейся под расстегнутой курткой. «Сюрреализм – спасу нет, – подумал Мазур. И с сожалением удержал руку, потянувшуюся было к следующему аппетитному куску – экономить следовало, в тайге раз на раз не выпадает.