– Да нет пока что, – проворчал Мазур, разглядывая документы. – Значит, я теперь – Иванов Кирилл Степанович? Спасибо, что хоть имя-отчество родное оставили...
– Так проще, – сказал Хлынов. – Чтобы не привыкать долго и мучительно к какому-нибудь Анемподисту Федоровичу... Документы вполне надежные. Любая неприятность будет улажена. Только вы уж на рожон не лезьте, пожалуйста...
– Это как? – спросил Мазур.
– Ну, мало ли...
– Исчерпывающе, – пожал плечами Мазур. – Ладно, учту... Вот что, господин Хлынов... У вас есть собственная версия происходящего? Или хотя бы наметки таковой?
Хлынов молчал чуть ли не добрую минуту. Потом с превеликой неохотой ответствовал:
– К сожалению, нет. Такое впечатление, что вмешался какой-то новый, неучтенный фактор.
– Говоря проще, сидишь в жопе, – жизнерадостно уточнил лысый.
Хлынов резко развернулся к нему:
– А вы, любезный, можете какими-то блестящими достижениями на этот счет похвастаться? Или как?
– Ну чего ты сразу в душу с сапогами... – пробурчал Котовский с некоторым смущением. – Согласен, чего там – неучтенная какая-то паскуда... Ничего, пусть нам его Степаныч вычислит, а уж я у него на спине фестончики вырежу...
– Я вам еще нужен, Кирилл Степанович? – хладнокровно осведомился Хлынов.
– Пожалуй, нет пока, – сказал Мазур.
– Тогда я, с вашего разрешения, удаляюсь.
– Петух ставленный, – сказал Котовский, едва за его коллегой захлопнулась дверь.
– Не любишь ты его, а? – хмыкнул Мазур.
– Мент есть мент, Степаныч. Поглядел бы я на тебя, если б ты с мое за колючкой погостил... Папа говорит, тебе в город понадобилось?
– Работать надо, – сказал Мазур. – Отвезешь?
– О чем базар. Может, тебе персональные колеса выделить?
– Это потом, – сказал Мазур. Покачал на ладони кобуру. – Патроны хоть боевые?
– Обижаешь, Степаныч, Папа с тобой честно играет. Ты уж его не подведи, родненький. Он у нас человек простой – за хорошую работу и платит хорошо, а вот ежели напортачишь или на измену тебя пробьет – я о тебе заранее рыдаю горючими слезищами...
– Учту, милый, – сказал Мазур. – У тебя что, собственных соображений и в самом деле нет?
Лысый верзила поерзал в мягком кресле, шумно причмокнул, с деланно бодрой улыбкой пожал плечами:
– Папа достает, теперь ты взялся...
– Друг ты мой единственный, – задушевно сказал Мазур. – Ты меня убедил. Я хочу сработать хорошо. А потому давай серьезно к делу подходить.
– Да понимаю я...
– Тогда?
– Полная непонятка, – сказал Котовский серьезно и зло. – Я в этом городе, чтоб ты знал, живу давненько, чуть ли не с младенчества – ну, понятно, с перерывами на экскурсии по холодным краям... И будь это в моих способностях, в моем опыте, я бы давно этого гада вывел на свет, держа за яйца... Но вот не получается, хоть ты меня зарежь. Отсюда проистекает, что искать надо где-то в другом месте. Для того именно тебя, хороший мой, и позвали.
– Циничный вопрос, – сказал Мазур. – Мог бы этот ваш Хлынов выйти на закоперщиков, но промолчать? По всяким причинам...
– Да нет, шалишь, – без раздумий откликнулся Котовский. – Я бы непременно узнал. Системка отлажена, знаешь ли... Хоть я его терпеть ненавижу, мента ссученного, но могу тебе сказать авторитетно: божусь за пидараса, что и он ни черта не раскопал...
– Ну что ж, веселые дела... – сказал Мазур, вертя в руках свое, изволите ли видеть, снаряжение. – Поехали?
Он затянул узел галстука, накинул пиджак поверх кобуры, и оба вышли во двор. Там стояла столь же благолепная тишина, наблюдалось прежнее безлюдье, только широкоплечий организм с овчаркой на поводке прилежно прохаживался вдоль кирпичного забора. Овчарка была та же самая, вчерашняя, а вот детинушка – другой, ранее не виденный.
Котовский, глянув в ту сторону, ускорил шаг, пробормотав:
– Собак не переношу, чтоб их... Знал бы ты, что это такое, когда эти твари за тобой чешут в побеге...
– Знаю, – кратко сказал Мазур.
Он и в самом деле это прекрасно знал, он многое мог бы лысому блатарю порассказать – как бывает, когда по твоим следам спешит не лагерный конвой, а тщательно выученный державой спецназ, не хуже собак умеющий читать малейший следочек в жесткой африканской траве, тут же и собаки... Конечно, тут же, для надежности, если напрячь слух, можно разобрать азартный скулеж и рявканье, и преследователи не лопухи, чтобы ловиться на поставленную наспех примитивную растяжку, а самое паршивое, самое поганое – что у них есть рация, и в небе скоро могут оказаться вертолеты, а до желтых унылых гор еще слишком далеко...