150 
Пушкину пришло в голову, что эти люди нисколько не удивились бы, узнай они о его приключениях – и поверили бы всему от первого и до последнего слова. Беда только, что не они определяли пресловутое «общественное мнение» – а люди просвещенные, материалисты, искренне полагавшие, что в век светильного газа, паровозов и электрической силы в мире не осталось ничего сверхъестественного, а пращуры верили во всякую мистику исключительно по дремучему невежеству своему…
Красовский тронул его за локоть:
– Алексанр Сергеич, пойдемте, нам уж стол накрыли…
– А как же…
– Ничем вы ему сейчас не поможете, – сказал Красовский угрюмо. – Я уж распорядился, дал денег, сейчас свяжут его, бедолагу, полотенцами, извозчика отыщут и к докторам доставят… Авось оклемается. Ох ты ж, господи, хотел в безопасном месте пересидеть…
Тяжко вздохнув от полного бессилия, Пушкин поплелся за ним. В чисто прибранной задней комнатке уже сидел за столом Эдгар Аллан По, с любопытством разглядывая соленые огурцы на тарелке, – ничего подобного, сразу ясно, он прежде не видел. Стояла там еще холодная говядина на обливном блюде, тарелка с ломтями хлеба и дешевая закуска вроде печенки и черной икры с крошеным луком. Трактир был определенно рассчитан на неприхотливую публику.
Красовский, не теряя времени, взял штоф синего стекла и разлил по рюмкам. Руки у него слегка подрагивали, в чем не было ничего удивительного.
– Нуте-с, давайте без тостов, – сказал он, беря рюмку за стеклянную ножку сразу тремя пальцами, чтобы унять дрожь в руках и не пролить. – За успешное завершение дела, за то, что живы ушли, за то, чтоб Тимошке, дураку, оклематься…
И осушил свою рюмку залпом. Выдохнул, поморщился и тут же забросил в рот ломоть хлеба с говядиной. Пушкин выпил не менее сноровисто, а вот с молодым американцем произошла неприятность: он застыл с разинутым ртом, на глаза навернулись слезы, потекли по щекам. Красовский моментально сунул ему огурец на вилке:
– Хрусти-хрусти да прожуй быстренько… Непривычен юнец к расейским нектарам…
Постепенно американец пришел в себя. Дожевал огурец, звучно проглотил и слабым голосом поинтересовался:
– Что это было, господа?
– Натуральнейшая перцовочка, – сказал Красовский. – На испанском перце, действие оказывает ошеломительное, особенно хороша зимою, с мороза, да под кулебяку… Хотя, ручаться могу, в вашем американском захолустье и кулебяки доброй не жевали, и перцовки не пивали. Ну что, еще рюмочку?
Вторая рюмка, что было сразу отмечено присутствующими, прошла у американского гостя гораздо легче – уже точно знал, чего ждать. Он даже порозовел чуточку, вольно откинулся на спинку шаткого трактирного стула и сказал едва ли не растроганно:
– Вы не поверите, господа, но я чувствую себя умиротворенным, а все пережитые страхи уже выглядят смешными и несущественными…
– Чего ж тут не верить, – сказал Красовский. – Перцовка – вещь полезная. Побудете у нас дольше, все травники с Ерофеичем перепробуете, честью клянусь… – Он замолчал, мгновенно став серьезным. – А что ж дальше, Александр Сергеич? Упорхнула пташка…
– Искать будем, – сквозь зубы сказал Пушкин. – Что ж делать, наше дело служивое… Господин По… Вы, сами сказали, были в Англии. Есть там у них что-то, похожее на наши с вами департаменты?
– Никаких сомнений. Те, кто мне там помогал, говорили об этом однозначно. У меня создалось впечатление, что служба такая у англичан существует самое малое со времен Шекспира, который, судя по некоторым любопытным замечаниям, тоже был не чужд секретным делам. Вот только встретиться с английскими коллегами мне не довелось – невозможно оказалось найти к ним подступы.
– Наша обычная беда, – сказал Пушкин. – Нас мало, и все мы врозь… Сколько трудов положено, чтобы создать «Трех черных орлов», а ведь это, господа, полумера….
– Каких орлов?
– Это просто название… – спохватился Пушкин.
И выругал себя за длинный язык: молодой американец был отличным товарищем в опасном предприятии, они делали одно дело – но беседа свернула туда, где начинались мрачные государственные тайны. Самые тяжелые тайны – потому что их словно бы и не существовало для подавляющего большинства человечества. А потому приходилось молчать. Неужели так и будет продолжаться? – подумал он с горечью. Нас мало, и все мы врозь… Нужно будет доложить графу, а уж он сам решит касаемо официальных связей с внезапно обнаружившимися собратьями по ремеслу из-за океана…
150 
