Особенно,... 
24 
А если серьезно, то господа ученые, сдается мне, совершенно не понимают простейшей вещи: Мулдашевы и Фоменко возникают не просто так, не из сырости земной зарождаются, аки мыши в представлениях средневековых ученых. Они, если хотите — индикатор. Безошибочный показатель несовершенства нынешней исторической науки. Именно оно, это самое несовершенство, сплошь и рядом принимающее форму откровенных баек, излагаемых с самым серьезным видом, и вызывает к жизни «еретические» теории. Будь в истории побольше логики и здравого смысла, поменьше баснословия и откровенной дури — не было бы и Фоменко, господа мои… Чего же вы хотите после фразочек: «Хотя Киев был до основания разрушен татаро-монголами, европейские купцы продолжали туда ездить»? После откровений о древних обезьянках-питекантропах, переплывающих морские проливы на плотах и бурдюках?
Но вернемся к нашей схеме, хвостом ее по голове. К делению народов на полноправных обитателей Большой Истории и варваров-приживальщиков, приткнувшихся где-то с краешку на птичьих правах…
Пользуясь выражением одного из персонажей Стругацких, я человек привычный, но и меня, братцы, замутило… Замутило, когда я открыл свежеизданную роскошную книгу «сибирского Карамзина», как его именуют, П. А. Словцова «История Сибири. От Ермака до Екатерины II».
Вообще-то название само по себе… припахивает чем-то весьма неприятным. Начинать историю Сибири с Ермака — это, выражаясь интеллигентно, хрень собачья. Правда, это придумал не сам Словцов, покинувший наш мир еще в 1843 году, а лихие редакторы из издательства «Вече», приютившем немало профессиональных патриотов и борцов с маленькими зелененькими жидомасонами. В оригинале труд Словцова именовался гораздо нейтральнее: «Историческое обозрение Сибири».
А впрочем, то, что писал он сам… Вот как изящно характеризует тобольский самородок коренное население Сибири: «Такая хаотическая смесь, если почтить татар исключением, смесь дикарей, существовавших звероловством и рыболовством, болтавших разными наречиями, следственно и принадлежащих разным странам и племенам, коих отчизны и места ими забыты, дикарей, скитавшихся за добычами по угрюмым ухожам, любивших, однако ж, ратную повестку созыва, чувствительных к радости мщения, но неустойчивых, имевших какую-то связь с поколениями смежными, но вовсе не знакомых с понятиями порядка общежительного — эта СВОЛОЧЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА (выделено мною. — А. Б.), скажите, не сама ли себя осудила на все последствия твердой встречи. Просвистала подле ушей Закаменных (т. е. „зауральских“. — А. Б.), и Сибирь северная стала для России самородным зверинцем, кладовою мягкой рухляди».
«Сволочь человечества» — это сильно. Как и «туземцы, которые пресмыкались от Урала до Енисея». Совершеннейшая перекличка с писаниями забытого ныне начисто протестантского ученого мужа Роберта Грея, писавшего в 1609 году об американских индейцах: «Земля… это поместье, дарованное Богом человеку. Но большая ее часть заселена и беззаконно узурпирована дикими животными и неразумными существами, или грубыми дикарями, которые по причине своего безбожного невежества и богохульственного идолопоклонства хуже самых диких и свирепых животных».
Можно биться об заклад, что Словцов о Грее в жизни не слыхивал — но фразеология совпадает до мелочей. У одного — «сволочь человечества», которая бесцельно «пресмыкается», у другого — «неразумные грубые дикари», которые поставлены даже после животных. Естественно, из писаний Грея плавно вытекало, что белые господа могут без малейших угрызений совести ликвидировать досадную помеху в лице краснокожих — он, обратите внимание, разделяет «человека» и «грубых дикарей». А Словцов так писал о бравых казаках, приводивших «сволочь человеческую» в подданство московского государя и обкладывавших их ясаком: «Это было законно, потому что дань есть послепотопная законность сего мира».
Следуя этой логике, следовало бы поумерить гневные тирады отцов-основателей российской историографии в адрес Батыя, обложившего Русь данью — Батый всего лишь соблюдал «послепотопную законность всего мира», и не более того…
Одним словом, творение Словцова — это доведенные до крайности идеи сторонников «исторических» и «неисторических» народов. Впрочем, по Словцову, сибирские народы — это и не народы вовсе, а попросту «…намыв обломков, выброшенных из Средней Азии, когда она пенилась переворотами племен, а пенилась многократно: во времена хуннов, киданей, нючжей, татаней и чингисханцев».
24 
