Она покачала головой.
— Просто я глупая! — Стоявшие в ее глазах слезы высохли.
На лице Джонаса появилась недовольная гримаса.
— Оставь! Я никогда не считал тебя такой. — сухо произнес он.
Его пальцы жгли ее словно электрическим током, хотя он едва касался ее подбородка.
— Ох, поверь мне, Джонас! Я могу быть глупой, очень глупой! — с чувством добавила она.
Джонас нахмурился, подивившись ее странному состоянию. Он поднялся и сел на подлокотник ее кресла. Приподняв ее подбородок, заглянул в лицо. Сейчас его лицо не было хмурым. Его суровые черты смягчились, глаза были добрыми и заботливыми, в них застыл немой вопрос.
Кассандра едва успела подивиться этой внезапной перемене, как он стал все ниже и ниже наклоняться к ней и осторожно коснулся ее губ. В какой-то момент, очень короткий, внезапно Кассандра забыла обо всем на свете. Она ответила на поцелуи и, обняв Джонаса за шею, притянула к себе. Горячая волна наслаждения разлилась по всему ее телу. Первый раз за этот день она почувствовала, что по-настоящему живет.
Теперь они оба сидели в одном кресле, тесно прижавшись. Своей тяжестью он больно давил ей на грудь, но ей нравилась эта боль. Поцелуи становились все продолжительнее и были уже не такими осторожными, как вначале. Разгоравшееся у обоих желание вытесняло все остальные чувства, ничего другого больше просто не существовало.
Джонас стянул с нее джемпер, с себя рубашку, и теперь лишь узкая полоска бюстгальтера Кассандры разделяла их обнаженные торсы. Она чувствовала странное опустошение, словно Джонас, целуя ее, высасывал из нее все чувства.
Не отрываясь от ее губ, он положил ее на устланный ковром пол. Теперь его руки блуждали по всему ее телу, и Кассандра глубоко задышала, когда он провел рукой по ее обнаженной груди, осторожно коснувшись пальцами уже набухшего соска.
Он целовал ее шею, потом его губы скользнули вниз, и Кассандра, словно завороженная, смотрела, как он осторожно коснулся языком соска, словно дразня ее плоть. Она почувствовала, как выгнулось ее тело, когда он наконец целиком забрал его во влажную пещеру своего рта, то посасывая, то возбуждая быстрыми движениями языка. Кассандра закричала от полностью охватившего ее неудержимого желания.
Его руки скользнули вниз и осторожно освободили ее от последней одежды. Кассандра и сама обнимала его, наслаждаясь игрой тугих мускулов.
Собственные движения показались ей грубыми и неуклюжими, когда она в свою очередь попыталась освободить его от одежды: ей хотелось, чтобы он был рядом совершенно обнаженным, хотелось чувствовать его всего, полностью.
При свете камина тело Джонаса отливало золотом и словно состояло из света и тени. Он был прекрасен!
— Обнимай меня! — простонал он. — Ради Бога, Кассандра, обнимай меня!
И она обнимала его. Она дрожала от желания, снова и снова проводя руками по его телу.
— Не останавливайся, — простонал он, — не останавливайся, Кассандра! Я хочу тебя… Я не могу больше ждать.
Он сильно сжал ее в объятиях, зарылся лицом в ее длинные шелковистые волосы, глубоко вдыхая их аромат.
Но Кассандра и сама уже не владела собой. Она хотела его! Об этом сейчас кричало все ее тело.
— О, Джонас! Пожалуйста, сделай это сейчас!
Их тела слились в удивительной гармонии, двигаясь в прекрасном, как балет, ритме.
Кассандра чувствовала сладкую боль, которая разлилась по всему телу, доходя даже до кончиков пальцев. Широко раскрытыми глазами она смотрела в прекрасное лицо Джонаса, отдаваясь полностью его власти. Она прижимала его к себе и словно до конца растворилась в нем.
Джонас лежал, уткнувшись лицом ей в плечо, по-прежнему обнимая ее, а она, положив одну руку ему на грудь, другой нежно перебирала его волосы на затылке.
Кассандра больше себя не обманывала. Теперь она понимала, что сегодня была расстроена вовсе не тем, что в доме ее матери с ними не было ни Чарльза, ни ее отца. После разговора с Питером она думала только об одном: она влюбилась в Джонаса. Одному Богу известно, когда и почему. С того вечера, когда сказала ему, что это будет женитьба лишь на его имени? С тех пор, как Джонас сделал ей предложение? До того?
Кассандра его полюбила потому, что его любила Бетони? Следовало ли ей резко отвергнуть предложение стать его женой и просто отдать ему свою долю в компании, или, наоборот, радоваться, что он станет ее мужем? Раньше у нее не было времени как следует обдумать это: поняв наконец, чего он хочет, она была занята лишь тем, что пыталась унять свои чувства к нему. А теперь? Теперь она хотела, очень хотела стать его женой. Она любила его, человека, сказавшего ей, что он бежал бы от любви как от огня, если бы столкнулся с ней в жизни.