67 
- Ах, это всех касается…
- Как посреди невзгод
- тебя твоя красавица
- лишила всех свобод!
На дороге замаячило нечто белое, быстро приближавшееся… У Сварога мурашки поползли по спине.
Он наконец-то увидел лицо певца – совсем не там, где ожидал узреть. Лицо как лицо, грубоватая физиономия мужчины лет сорока, бесшабашного любителя гульнуть и поволочиться за девчонками, всклокоченная шевелюра, крупная голова…
А кроме головы, ничего и не было. Человеческая голова проворно скользила над самой землей на толстых паучьих лапах, которые Сварог зачем-то попытался сосчитать, но тут же забыл об этом. В ней не было ничего демонического – всего лишь живехонькая голова, семенившая паучьими лапами, полузакрыв глаза, играя густыми бровями, распевавшая:
- Ах, это всех касается…
- Как ты живешь с красавицей
- в высоком терему,
- похожем на тюрьму!
А следом, держа шеренги, держа четкий строй, слаженно, в ногу, шагали белые костяки, скелеты, иные в кольчугах и разномастных кирасах, иные в продранных кафтанах, кто с мечом у пояса, кто с алебардой на плече, кто безо всего, и без доспехов, и без одежды, и без оружия, они печатали шаг, словно кто-то невидимый проворно управлялся с массой невидимых же ниточек, двигались безмолвно, только временами слышался костяной бряк или короткое лязганье оружия, задевшего соседские доспехи. Конец колонны скрывался за поворотом, но все равно Сварог видел, что их там чертовски много…
Он замер, не в силах, кажется, вдохнуть. Впервые в жизни казалось, что волосы на голове зашевелились, – а может, и не казалось… Прямо напротив него гремел на весь лес задорный голос:
- Ах, и мне б, смеясь и плача,
- от души, душою всей,
- песни петь – и пунш горячий
- разливать в кругу друзей!
Насчет Головы Сержанта древняя книга нисколечко не соврала…
Пение вдруг оборвалось. Едва слышно царапнули хвою паучьи ноги – это голова повернулась вправо-влево, потом опять вправо, таращась прямехонько на то место, где притаился Сварог. Скелеты, словно получив неслышную команду, замерли на месте в идеальном строю. Томительно долгий и жуткий миг. Время остановилось.
Потом голова наморщила брови, лицо исказилось быстро сменявшими друг друга гримасами – казалось, соответствовавшими жестам обычного человека, когда он встряхнет головой, чтобы избавиться от наваждения, бросит: «Тьфу, почудилось…» Но тут не было ни туловища, ни шеи, так что голова-паук, погримасничав, еще раз повернувшись на лапах вправо-влево, двинулась с места, заскользила дальше, восвояси, с прежним задором горланя:
- И красавицу хмельную
- под покровом темноты
- уносить любой ценою
- в край загадочной мечты!
Скелеты, печатая шаг, шеренгами потянулись следом, конца им не было, четверка за четверкой, побрякивая и постукивая, с деревянной тупостью манекенов переставляя ноги и взмахивая руками, маршировала мимо Сварога – а у него рубашка прилипла к спине и ноги подгибались сами по себе. Все же он, не потерявши головы окончательно, смотрел во все глаза и подметил интересную особенность: в голове колонны шагали самые ободранные, если можно так выразиться: одежда в лохмотьях или вовсе отсутствует, оружия у многих нет. Зато чем больше проходило шеренг, тем новее представала одежда, самые последние маршировали уже полностью обмундированные, при сапогах, шляпах и шитых перевязях мечей. Означает ли это, что он видел пленников, жертв, и те, что попались позже, еще не успели истрепать одежонку?
Песня давно уже умолкла вдали, затих стук и лязг, а он все еще не мог заставить себя выйти на дорогу – и выбрался из-под склонившихся к земле колючих еловых лап, лишь убедившись, что пакостная слабость в ногах прошла. Распахнул кафтан, чтобы остудить разгоряченное тело, но рубашка еще долго липла к груди и спине. Если оказался правдивым рассказ о Голове Сержанта – на дороге может попасться и Лотан или Бабка-хихикалка… А от них, согласно тем же источникам, под елочкой не спрячешься… Одно хорошо: по легендам, Лотан «семью семь уардов длиною» – и вряд ли станет заползать в лес, а и заползет, наделает столько шуму и треску, валя вековые деревья, что издали будет слышно, успеешь удрать.
…Он не сразу заметил, что лес вокруг изменился самым кардинальным образом. Стал другим. Не до того было – смотрел во все глаза, не появится ли меж стволами что-нибудь живое, а на сами стволы внимания не обращал…
67 
