Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
113 
– Все верно, крест – это святое. И страдания нашего Господа, распятого на кресте, воистину огромны. Но Христос – Сын Божий. Он взошел на Голгофу по велению свыше и принял муки за весь род людской. А каково может быть нам, сирым, у кого нет такой высокой цели, способной укрепить дух перед нечеловеческими страданиями, если доведется когда-нибудь испытать на себе такую казнь?
Алхимик помертвел. Он был чересчур умным и проницательным человеком, чтобы не расслышать угрозы в мягком голосе гетмана. Судьбы алхимиков нередко были трагичны. Обычно алхимиков-обманщиков казнили как фальшивомонетчиков. Если же алхимик не был уличен в обмане, его ожидала другая перспектива – заточение в тюрьму за отказ раскрыть тайну философского камня.
О том, на что способны казаки, чтобы добиться своего, монах знал не понаслышке. И теперь он ругал себя последними словами за то, что поддался искушению и снова приехал в эту варварскую Украйну.
Тяжело вздохнув, алхимик сказал:
– Quod principi placuit, legis habet vigorem[124]. Я к вашим услугам, сир. Но понимаете ли… я не могу показать расположение рудника на карте местности, потому что никогда ее не видел.
Полуботок встревожился.
– Это скверно… – Он посмотрел на монаха таким страшным взглядом, что тот даже задохнулся на какой-то миг. – И как теперь нам быть?
– А вот дорогу туда я знаю! – заторопился алхимик. – По приметам. Только нам придется ехать…
– А… – Гетман оттаял. – Это хорошо. Святой отец, вы сняли камень с моей души…
Отправив монаха-алхимика, который к концу ужина оказался в изрядном подпитии, отдыхать, Полуботок позвал Потупу, и они вместе спустились в подвал. Наказав старому запорожцу сторожить, чтобы никто сюда не вошел, гетман отворил личным ключом тяжелую железную дверь и очутился в просторном помещении, похожем на тюремную камеру. Меблировка помещения была под стать сему мрачному заведению: деревянные полати с сенником, стол, два табурета, у входа на высокой подставке кувшин с водой, чтобы можно было умыться, и большой ночной горшок, накрытый крышкой из досок.
Возле стола, на котором горела свеча, сидел сильно заросший мужчина в изрядно замызганном польском кафтанье и старательно шоркал напильником по куску металла. Он так увлекся своим занятием, что даже не услышал, как отворилась дверь его узилища. Впрочем, ее петли были хорошо смазано и совсем не скрипели.
– Вечер добрый, пан Вельский! – стараясь придать своему голосу побольше бархатных ноток, сказал гетман.
Узник от неожиданности подскочил на табуретке, словно его укололи шилом, а затем, узнав Полуботка, подхватился на ноги и склонился в низком поклоне.
– Мое шанование, ясновельможный пан гетман! – ответил он охрипшим от волнения голосом.
Полуботок с удовлетворением улыбнулся. Он долго искал этого человека. И не будь у черниговского полковника связей среди польских купцов, пан Казимеж Вельский так и затерялся бы на просторах Речи Посполитой. Но деньги могут все, а большие деньги – тем более. Поиск Вельского вылился в немалую сумму, но гетман знал, что пан Казимеж стоит гораздо дороже.
Казимеж Вельский слыл в Польше уважаемым ювелиром и гравером. Но на свою беду он связался с Мазепой, который лестью и посулами заставил его стать фальшивомонетчиком.
Гетман Мазепа не стал торговать серебром, добываемым на тайном руднике. Он нашел ему более выгодное применение – с помощью Вельского начал чеканить польские злотые, которые на поверку оказались лучше тех, что выпускались королевским монетным двором; содержание серебра у них было выше. А подпольная мастерская, где чеканились фальшивые злотые, находилась на хуторе, который позже достался Полуботку, в подвалах каменного дома.
Когда начались военные действия и Мазепа пошел против царя Петра, хитрый гравер быстро смекнул, что является для гетмана опасным свидетелем его незаконных деяний, и в одну из темных ночей исчез, будто его проглотила сырая земля. Возможно, Мазепа искал Вельского, а может, ему было не до этого, но в конечном итоге гравер-фальшивомонетчик сохранил себе жизнь и даже честное имя, потому что никто не знал, чем он занимался в Украйне.
Никто, кроме Полуботка. Однажды его казаки перехватили мажару, груженную мешками с новенькими злотыми, которые были спрятаны под копной сена. Возчик так и не выдал, – даже под пыткой – кто он и откуда у него такие большие деньги. Но когда его увидел Полуботок, то сразу узнал в возчике старого мажордома Мазепы. Это был верный пес, преданный хозяину до мозга костей.
113 
