95 
Поскольку «ауди» приказала долго жить, Глеб решил ехать на своем любимом «бычке», который именовался УАЗ-469багги. Этот непритязательный труженик-вездеход мало подходил для городской местности; обычно Глеб использовал его при выездах в «поле», где почти сплошное бездорожье и где сам нечистый ногу сломит. «Бычок» ревел, прыгал, бодался, пыхтел, но все равно продвигался вперед (хоть и не так быстро, как импортный «джип») с похвальной настырностью и неутомимостью.
Перед тем, как уехать из родного города, Глеб зашел в больницу навестить бабу Дуню. Что его потянуло к ней, он не знал. Не хотел идти, а пошел. Будто его кто на веревочке притянул.
То, что он там увидел, не порадовало. Физически баба Дуня была уже практически здорова, как сказал лечащий врач, но что касается всего остального… Она превратилась в живую мумию – лежала совершенно неподвижно на спине, уставившись в потолок огромными немигающими глазищами и, казалось, не дышала. Создавалось впечатление, что ее взгляд пробивает бетонное перекрытие и достает до звезд.
Она не среагировала на появление Глеба – по крайней мере, не подала виду, что заметила его. Потоптавшись несколько секунд возле ее кровати, Глеб беспомощно пожал плечами и вышел из палаты. Но уже на самом выходе в голове снова прозвучало: «Найди… Найди!» Обескураженный Глеб ткнул в руки доктора триста долларов с наказом со всем усердием заботиться о больной, подкинул с теми же словами и медсестре деньжат, чем вызвал у нее невиданный прилив энтузиазма, и уехал.
Всю дорогу Глеб сосредоточенно размышлял над постигшими его перипетиями. Иногда он совершенно механически прикасался к груди, где под рубахой у него висела целая коллекция оберегов. Он не очень верил в их магические возможности (хотя ему и случалось наблюдать некоторые явления, связанные с ними, которые не имели научного объяснения), так как был верующим атеистом (есть такая разновидность человеческих особей; они не верят в Бога, но обращаются к нему, когда им становится совсем худо), однако без какого-нибудь оберега в «поле» не выходил – привычка.
Среди них был, во-первых, старинный – дедовский – крестик, считавшийся «счастливым»; дед Данила никогда с ним не расставался, а перед кончиной доверил его не своему сыну Николаю, а любимому внуку Глебу.
Во-вторых, еще один крест, анк[111], на цепочке, звенья которой были выполнены из неизвестного светлого металла в виде крохотных смородиновых листиков. Историю, с ним связанную, Глеб не любил вспоминать, она чересчур больно задевала его душевные струны. Он никогда не носил этот крест, спрятал его подальше, но теперь вспомнил и решил на всякий случай взять с собой, так как однажды имел возможность убедиться в его силе. Гляди, и поможет, ежели что.
И наконец все тот же злополучный амулет с изображением трехликого божества, неизвестного мифологии. Не взять его Глеб просто не мог, хотя и зарекался не иметь больше с этим оберегом никаких дел.
– Ну ты, блин, козырный! – сказал Федюня, когда оголенный до пояса Глеб вышел из душевой. – Клевые кресты. Где взял?
– Не спрашивай меня о том, о чем я не хочу говорить, – сердито ответил Глеб.
– Понял, шеф, сваливаю. Как водичка?
– Супер. Мойся быстрее. Иначе можем попасть на разбор шапок и в ресторане для нас не найдется свободных мест. А я голоден как волк. Только побрейся. А то с твоей трехдневной щетиной в приличное заведение нас не пустят.
– Усек. Буду как огурчик…
Федюня был переполнен энтузиазмом. Дорогой от переизбытка чувств он все время ерзал на сиденье, и Глеб уже начал побаиваться, что его напарник протрет дыру не только на своих штанах, но и в обивке кресла.
Плотно поужинав (что для Глеба было нехарактерно, но пример Федюни, который, несмотря свою худобу, ел за троих, оказался заразительным), они дружно отправились на боковую. Среди ночи Глеба разбудил дикий вопль. Он вскочил как ошпаренный, не соображая, где находится. И только больно ударившись ногой о кресло – в комнате царила абсолютная темень, поскольку окна были зашторены, – Глеб наконец понял, что это гостиничный номер.
Кричал Федюня. Когда Глеб включил верхний свет, то увидел своего напарника, которой стоял в углу номера и закрывался от чего-то или кого-то простыней – будто его голым неожиданно вытолкнули на подиум перед толпой истосковавшихся по мужской ласке женщин.
– Что случилось?! – спросил Глеб, у которого все еще бегали по спине мурашки от воплей Федюни.
95 
