79 
— Так-так-так… — процедил Самолетов, — следовало ожидать…
Показался японец в сопровождении торчавшего за плечом неотлучного переводчика. Он выглядел так, словно собрался на войну: за кушак с висящей на нем саблей заткнуты два револьвера и нечто наподобие короткого кинжала, в руках винчестер.
— Канэтада-сан говорит, что предоставляет себя в полное ваше распоряжение. Канэтада-сан говорит, что с негодованием отверг сделанные ему заманчивые предложения, потому что благородному человеку не пристало становиться сообщником демона…
— Приятно слышать, — без улыбки сказал Самолетов. — Переведите там, что мы высоко благородство ценим и всякое такое… Ах ты ж, сволочь! Ну конечно, кому еще в здешние Наполеоны лезть…
Поручик догадался, о чем он. В первых рядах неспешно, но неотвратимо надвигавшейся толпы суетился Кондрат — он покрикивал, ободрял, тыкал ближайших кулаком в затылки, одним словом, поддерживал боевой дух, как мог…
— Господа! Господа! Это у нас что, бунт? Четыркин, распространявший запах свежевыпитой водки на три аршина вокруг, взирал на подступавших без всякого страха, с дурацким любопытством.
— Никшни, чадушко, — могучим толчком отпихнул его с дороги отец Панкратий, сноровисто державший охотничью двустволку, — а то сейчас придется псалтырское увещевание давать, ненароком угодишь под дискуссию…
Поодаль маячила матушка, испуганная, со слезами на глазах. Судя по всему, ей очень хотелось укротить боевой порыв супруга, но сразу видно, полагала это безнадежным предприятием…
Толпа приближалась.
— Ну, поскольку я тут старший по званию… — кривя рот, проговорил ротмистр Косаргин. — Слушай мою команду, казачки — на изготовку…
Саженях в десяти толпа остановилась. Злые, испуганные, напряженные лица, кое-где поблескивают ружейные стволы…
— Прикажите, ротмистр, взять винтовки к ноге, — не поворачивая головы, сказал Самолетов, державший руку под шубой. — Не стоит так уж сразу Бородинскую битву учинять…
После некоторого колебания ротмистр все же распорядился:
— К ноге…
— Эй, орясины! — рявкнул Самолетов. — Вы что это надумали? Не время озоровать…
Кондрат решительно выступил вперед, на пару шагов от толпы. В правой руке он держал охотничье ружье, в левой — еще одно переливчатое платье.
— Николай Флегонтыч, не балуй, — сказал он спокойно и твердо. — Против общества переть не советую. Кишка тонка. Бросьте-ка вы ружьишки и все прочее, барские господа, а то шутить ведь не будем… Мы тут посовещались и решили, что не стоит оно того. Из-за одной-единственной девки погибать тьме христианского народа — это получается насквозь неправильно. У всех жены, дети, нам еще пожить требуется…
— Кондрат! — густым басом рявкнул отец Панкратий. — У тебя ж крест на шее…
— Крестом, батя, вдов и сирот не прокормишь, — без злобы отозвался Кондрат. — Ты уж не лезь, тут каждый за себя, и как-то уж не до христианской доброты. Так уж жизнь поворачивается. Я вот не намерен из-за несговорчивой девки идти волкам на зубы. Да и никто не хочет. Верно я говорю?
Его сбившееся в кучу воинство отозвалось одобрительным ропотом.
— В конце-то концов, не медведю на съедение зовут, — продолжал Кондрат хорошо поставленным голосом атамана. — Иван Матвеич, можно сказать, приглашает честным пирком да на свадебку. Не девка, чай, дело привычное… Как-нибудь перетерпит ради общества. Давай, барин, веди ее сюда, в то мы и по-плохому можем…
Громыхнуло. Метнулась струя порохового дыма. Кондрат, с черной дыркой во лбу, нелепо дернулся, подломился в коленках и медленно опустился в снег.
Самолетов шагнул вперед, поигрывая револьвером:
— Ну, кто следующий? — рявкнул он зло. — Я с вами тоже шутки шутить не буду, мошкара поганая! Жалости из меня не выбьете!
Толпа подалась назад. Самолетов наступал, держа револьвер перед лицом.
— Что языки проглотили? — чеканил он холодно. — Следующий кто? Семен, ты? Еремеич, тебе охота свинца в лоб? Петруша, пулю не хочешь? Я с вами, корявые, поговорю по-простецки…
Из задних рядов ударил ружейный выстрел — но пуля прожужжала высоко в стороне.
Самолетов и ухом не повел. Он стоял, широко расставив ноги, холодно цедил:
— Патронов у нас хватит. Миндальничать не будем.
— Всех не перестреляешь! — крикнул кто-то, прячась за спины.
— Так ведь сколько смогу! — с жутковатым весельем захохотал Самолетов. — У меня патронов много, да и у других найдутся. А вон тот иностранный путник, чует мое сердце, очень даже приучен живым людям головенки с плеч саблей смахивать… У тебя, Митенька, я так понимаю, за общество душа болит? Вот и посмотрим, как она у тебя болеть будет, когда завалишься с пулей в башке. Смотришь, тебе первому и достанется, если станете фордыбачить… Уж я постараюсь, для милого дружка и сережку из ушка… И тебя, Калистарт, вижу, как ты ножонками сучишь, и тебя Еремеич… Вот к вам первым и прилетит. И будет вам все равно, поскольку валяться станете окоченелые…
79 
