Мы выехали за пределы города и через несколько минут мчались на большой скорости по автобану. Молниями вспыхивали рекламные щиты, и я почувствовал, что возвращаюсь в современный мир. Мы повернули в сторону Вудстока и поехали дальше по довольно узкой асфальтовой дороге, с двух сторон обсаженной деревьями. Ветви деревьев сверху переплетались, образуя длинный туннель, так что трудно было заранее различить ближайший поворот. Мы миновали маленькую деревню, проехали еще метров двести по боковой дороге и, нырнув под каменную арку, увидели в последних лучах закатного солнца огромные сады, озеро, торжественный силуэт дворца с золоченым куполом и мраморными фигурами, которые словно часовые застыли на балюстрадах. Мы оставили машину на стоянке у входа. Бет и Майкл взяли инструменты и двинулись через сад к круглой площадке, где уже были приготовлены пюпитры и стулья для музыкантов. Стулья для публики чья-то аккуратная рука расставила безупречно ровными полукружиями. Я спросил себя, как долго сохранится это чудо геометрии после того, как начнет появляться публика, и сможет ли кто-нибудь еще оценить великолепную работу местных служащих. Я решил побродить по лесу и по берегу озера, так как у меня в запасе было не менее получаса. Темнело. Очень старый человек в серой униформе пытался согнать вместе павлинов, разгуливающих по парку, и отправить их в загон. Сквозь деревья я увидел нескольких свободно пасущихся коней. Мужчина с двумя собаками шел мне навстречу по дорожке и в знак приветствия взмахнул шляпой. Когда я достиг конца озера, стемнело окончательно. Я бросил взгляд в сторону дворца — весь фасад вдруг, словно кто-то опустил гигантский рубильник, засиял огнями, напоминая старинную драгоценность. А озеро, в котором смутно отражались огни, теперь показалось мне куда более длинным, чем я воображал. Я отказался от мысли обойти его и решил вернуться назад той же дорогой. Большинство стульев уже было занято, но люди все продолжали прибывать, и меня поразило количество зрителей.
Надушенные дамы в длинных платьях… Я увидел Селдома, который махал мне программкой из первых рядов. Он тоже был на удивление элегантен — смокинг, черная бабочка. Мы немного поговорили о семинаре, который он помогает организовать в Кембридже, о тайне, которая окружает грядущий доклад Уайлса, потом я коротко, без лишних подробностей рассказал о своей поездке в Лидс. Повернув голову, я увидел, что двое служащих спешно расставляют дополнительные стулья — получился еще один ряд.
— Никогда бы не подумал, что здесь соберется столько народу, — вырвалось у меня.
— Да, — отозвался Селдом, — приехал почти весь Оксфорд, посмотрите-ка туда. — И он глазами велел мне обратить внимание на места сзади, с правой стороны от нас.
Я словно невзначай обернулся и увидел Питерсена с довольно молодой женщиной. Возможно, это была та самая белокурая девчушка, запечатленная на фотографии, но теперь ей было лет на двадцать больше. Инспектор едва заметно кивнул мне головой.
— Присутствуют и другие, их я, кстати, теперь встречаю повсюду, — сказал Селдом. — Вон там, через два ряда за нами, сидит мужчина в сером костюме и делает вид, будто изучает программку. Узнаете его без формы? Это лейтенант Сакс. Питерсен, видимо, считает, что наш герой постарается вступить со мной в более тесный контакт.
— А вы успели еще раз поговорить с инспектором? — спросил я.
— Только по телефону. Он обратился ко мне с просьбой как можно популярнее объяснить, почему я выбрал на роль третьего символа именно этот, а не иной, растолковать закон формирования серии, как я его себе представляю. Я послал ему из Кембриджа письмо с разъяснениями. Всего полстраницы… Если принять в расчет богатое воображение женщины-психолога, написавшей заключение, которое он нам зачитывал… Думаю, у инспектора появился план, но он наверняка еще колеблется. Интересно было бы проанализировать силу воздействия разного рода психологических портретов. Далее если они далеки от истины, даже если выглядят абсурдными, в них всегда есть что-то очень притягательное, они куда более убедительны, чем чисто логические рассуждения. Люди инстинктивно — в силу какого-то, видимо врожденного, предубеждения — не доверяют логическим схемам. Они, конечно, не правы, но, надо признать, в основе такого предубеждения лежат свои резоны. Достаточно исследовать исторический путь, пройденный логикой в голове человека…