— Видишь, — сказал Джек, комкая салфетку, чтобы бросить ее в брата через стол. — Я же говорил, что у Гриффина нет с собой пистолета.
— Ничего ты не говорил, — огрызнулся Сэм.
— Говорил.
— Не говорил.
— Говорил.
— Мальчики, — вмешалась Сара. — Если вы поели, почему бы вам не поиграть во дворе? Сегодня чудный вечер, а на завтра, учтите, обещают дождь.
Два стула со скрежетом отодвинулись от стола, и мальчики продолжили спор по дороге из кухни к выходу.
Сара молча помотала головой им вслед. Потом, вдруг вспомнив, крикнула вдогонку:
— И не хлопайте дверью…
Слова были заглушены громким стуком.
— Вышли, — тихо вздохнула она и, взглянув на Гриффина, пожала плечами. Мальчишки. — Это прозвучало так, будто объясняло все.
Он кивнул.
— Я был точно таким же. Единственная разница — у меня не было брата или сестры, с которыми можно было бы драться. Приходилось заниматься этим с соседями.
— Похоже, ты жалеешь, что рос один, — сказала Сара, вставая, чтобы убрать посуду. — Смешно. Почти все детство я мечтала о том, чтобы у меня не было брата.
Гриффин встал было помочь, но она жестом вернула его на место.
— С тарелками поможешь позже. Я хочу сначала попить кофе. Ты как?
— Кофе — это здорово.
Пока Сара возилась, Гриффин наблюдал и думал, как хорошо ему даже вот так просто сидеть здесь. Он улыбнулся Сариной уверенности, что он поможет мыть посуду. Накормив его обедом, она дала понять, что он — гость в доме, но не столь официальный, чтобы водить под руки. Откровенность была еще одним качеством, которое ему нравилось в этой женщине. Сара Гринлиф отличалась от большинства знакомых ему женщин. И отличия эти интриговали.
— Впрочем, не могу себе представить, каково расти единственным ребенком в семье, — сказала она, вернувшись к столу. Но вернулась не на прежнее место напротив него, а на то, которое освободил Джек, — рядом. — Хоть мы с Уолли и не ладили обычно, но все же случались минуты, когда мы забывали о родственной ненависти и здорово веселились вместе. Особенно хорошо бывало на Рождество. Уолли помогал разобраться, как действуют мои новые игрушки, показывал, как вставлять батарейки, и читал мне инструкции, пока я не научилась читать сама. А на День Всех Святых он держал меня за руку, когда мы ходили на гуляния, и не обращал внимания на больших мальчишек, которые насмехались над ним за то, что парень таскается с маленькой сестрой.
Гриффин неопределенно хмыкнул. Не хотел он слышать ничего хорошего об Уоллесе Гринлифе, не хотел знать, каким он был защитником. Желая увести разговор в сторону от человека, деятельность которого расследовал, он сказал:
— На самом деле не так уж плохо быть единственным ребенком в семье. Всегда в центре внимания, и ничего не надо делить. Мне не приходилось драться с братом или сестрой за права на телевизор или проигрыватель, и комната была в моем полном распоряжении. Но иногда…
— Иногда? — переспросила Сара, понуждая его договорить.
Он пожал плечами.
— Иногда я задумываюсь, что это такое — иметь кого-то рядом. Особенно сейчас, когда умерли родители. Очень странно быть последним в роду. Помолчав, он добавил:
— А теперь, выходит, еще и последним из Мерсеров.
Сара заглянула Гриффину в глаза, пытаясь понять, о чем он думает. Уже второй раз за этот день разговор затрагивал семью, и оба раза она даже не запомнила, каким образом они выходили на эту тему. Наверное, у него просто голова сейчас занята этим, подумала она. Конечно, последние перемены в его жизни заставляли задуматься о том, что может значить семья.
Кофеварка взвыла, выцедив последние капли темного варева, и Сара поднялась, чтобы щедро наполнить две кружки. Вернулась к столу, предложила ему сливки и сахар и, когда он отрицательно покачал головой, села. Сама она тоже пила черный кофе.
— Ты действительно стал детективом потому, что считаешь эту работу более интересной? — спросила она. — Более увлекательной? По-моему, носиться целыми днями на мотоцикле лучше, чем сидеть за столом в душном, тесном офисе.
Он поднес кружку ко рту, но задержал, думая над ее вопросом. Потом сделал большой глоток и улыбнулся.
— Знаешь, странно слышать это замечание от женщины, потерявшей семьдесят пять долларов из-за того, что я носился целыми днями на мотоцикле.
Когда Сара состроила гримасу, он хохотнул, и этот хрипловатый, какой-то душевный хохоток тронул Сару до глубины души. Теплая дрожь пробежала сверху вниз по ее спине, и она наконец-то освободилась от советов здравого смысла. В пустой и гулкой голове оставался только отзвук его смеха.