19 
Грегерс. А в чем же оно состоит? Какая его цель?
Ялмар. Видишь ли, милый мой, ты пока не расспрашивай о деталях. На все это нужно время, понимаешь. И ты не думай, что мною руководит тщеславие. Я работаю, разумеется, не для себя лично. Нет, передо мной и днем и ночью стоит задача моей жизни.
Грегерс. Какая же это задача?
Ялмар. Ты забыл старца, убеленного сединами?
Грегерс. Твоего бедного отца. Да, но что же ты можешь, в сущности, сделать для него?
Ялмар. Могу воскресить в нем чувство собственного достоинства, восстановив честь и славу имени Экдала.
Грегерс. Так вот она, задача твоей жизни!
Ялмар. Да. Я хочу спасти потерпевшего крушение старца; ведь он, знаешь, потерпел кораблекрушение уже тогда, когда гроза над ним только разразилась. Пока длилось это ужасное следствие, он уже перестал быть самим собою. Пистолет этот… из которого мы стреляем кроликов… да, он сыграл роль в трагедии нашего рода.
Грегерс. Пистолет? Как так?
Ялмар. Когда был произнесен приговор и ему предстояло отправиться в тюрьму… он держал пистолет в руке…
Грегерс. Держал!..
Ялмар. Да. Но он не решился. Он струсил. Так он уже опустился, так ослаб душой. Ах, поймешь ли ты это? Он, офицер, уложивший девять медведей, потомок двух подполковников… то есть в хронологическом порядке, разумеется… Поймешь ли ты это, Грегерс?
Грегерс. Да, я вполне понимаю.
Ялмар. А я нет. И затем пистолет вторично сыграл роль в истории нашей семьи. Когда на отца надели серое одеяние и посадили под замок… О-о! Это было для меня ужасное время, поверь! У меня на обоих окнах были спущены шторы. И когда я тайком выглядывал из-за них на улицу и видел, что солнце светит по-прежнему, я не понимал этого; видел, что люди проходят, смеются, разговаривают о чем-то… и не понимал этого. Мне казалось, что вся жизнь должна замереть, остановиться, как во время солнечного затмения.
Грегерс. У меня было такое же чувство, когда умерла мать.
Ялмар. В такую-то минуту Ялмар Экдал и приставил пистолет к своей груди.
Грегерс. Так и ты хотел!..
Ялмар. Да.
Грегерс. Но ты не выстрелил?
Ялмар. Нет. В решительный момент я одержал над собой победу. Я остался жить. И, поверь, нужно было иметь много мужества, чтобы выбрать жизнь при таких условиях.
Грегерс. Да… это кто как смотрит.
Ялмар. Нет, это безусловно так. Но это было к лучшему. Теперь мое изобретение не за горами, и доктор Реллинг полагает, как и я, что отцу возвратят тогда право носить мундир. Я потребую этого как единственной награды себе.
Грегерс. Так это насчет мундира он так?..
Ялмар. Да, у него только об этом и думы и заботы. Ты не можешь себе представить, как мне больно за него. Всякий раз, как у нас бывает маленький семейный праздник – день нашей свадьбы с Гиной или что-нибудь такое, – старец выходит в своем офицерском мундире былых, счастливых времен. Но чуть раздастся стук в двери, он улепетывает к себе со всех своих стариковских ног, он ведь не смеет показываться в таком виде посторонним. Каково сыновнему сердцу видеть подобное унижение!
Грегерс. А в какой срок ты думаешь закончить свое изобретение?
Ялмар. Ну, господи боже мой, о таких деталях, как срок, разве можно спрашивать! Изобретение – это такое дело, что тут сам себе не господин. Тут многое зависит от настроения… вдохновения… И почти невозможно заранее назначить срок.
Грегерс. Но все-таки дело ведь подвигается?
Ялмар. Разумеется, подвигается. Я каждый день, без исключения, вожусь с этим изобретением; оно меня всего захватило. Каждый день, как только отобедаю, запираюсь в нашей комнате, чтобы на свободе предаться мыслям. Но только не надо торопить меня. От этого толку не будет. Это и Реллинг говорит.
Грегерс. А по-твоему, все эти затеи на чердаке не отвлекают тебя, не рассеивают твоих мыслей?
Ялмар. Нет, нет, напротив. И не говори. Не могу же я вечно ломать себе голову, да еще над такими труднейшими проблемами. Мне нужно чем-нибудь наполнять промежутки, когда я жду настроения, вдохновения. Уж когда оно придет – так придет.
Грегерс. Милый Ялмар, мне думается, и в тебе есть что-то от дикой утки.
Ялмар. Дикой утки? Как ты это понимаешь?
Грегерс. Ты нырнул на дно и увяз в водорослях, в тине.
Ялмар. Ты, пожалуй, намекаешь на тот почти смертельный выстрел, который перебил крылья отцу… да и мне?
Грегерс. Не совсем так. Я не хочу сказать, что ты искалечен, но ты увяз в гнилом болоте, Ялмар, заразился миазмами и нырнул на дно, чтобы умереть во мраке.
19 
