Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
54 
Но – немного отпустило. Ледяной, вибрирующий мелкой дрожью стержень в груди начал таять. Тело расслабилось, напряг последних минут – судя по сумеркам, с начала бунта прошло не больше двадцати-двадцати пяти минут, а кажется, будто несколько лет – напряг отпустил. Ф-фу…
А ведь «хозяин», Гена-археолог, Кузьминична, Нинка, какие-никакие друзья-приятели – все остались там, в лагере и в городке, на который надвигается смерть…
Нина, бли-ин…
Гриневский вдруг затормозил резко, так, что пассажиров бросило вперёд, сам вдруг застучал кулаками по рулю, яростно, со всей дури, выплёскивая напряжение, выкрикивая бессвязные проклятья – уазик аж ходуном заходил. Потом успокоился неожиданно, как и завёлся. Пробормотал едва слышно:
– Извини начальник… Прорвало.
– Бывает, – нейтральным голосом отозвался Карташ, только сейчас смекнув, что на пару с Машей заимел зэка – считай, беглого – в качестве шофёра по ночной тайге. И сие как-то не улыбалось. Ещё полоснёт бритвой, ссыльный всё ж таки, как говорится в одном бородатом анекдоте… А с другой стороны – если б не Таксист, поглумились бы над ними возле зоны, это уж к гадалке не ходи…
Он сказал примирительно:
– Давай вперёд помаленьку, лады? Гнать только вот не надо.
Гриневский выжал сцепление и тронулся.
Алексея вдруг неукротимо потянуло в сон. По эту сторону яви его удержало лишь осознание того, что сон, настоящий сон, ночной кошмар остался там, позади. И возвращаться в него ох как не хотелось…
Глава вторая.
Трое плюс пистолет
27 июля 200* года, 23.16.
Воспевать ночную езду по тайге взялись бы разве самые отпетые романтики – из тех, что если и выбираются из столиц, то не далее чем на дачные участки, где, сидя на веранде с видом на жидкий, истоптанный грибниками лесок, прихлёбывают чаёк напополам с коньячком и сочиняют сердцещипательные песенки о палатках, геологах, кострах, о туманах и о запахах тайги. В общем, про то, что «нам не страшен дождик хмурый».
Взаправдашняя ночная езда по таёжной дороге, даже на уазике, то есть на самой приспособленной к этим ралли машине, напрочь лишена какой бы то ни было романтики. Темень беспросветная, свет фар отвоёвывает у мрака лишь крохотный плацдарм прямо перед скачущей по ухабам машиной. Скорость приходится держать невысокую, тайга становится всё гуще, дорога всё уже, ветви то и дело хлещут по стеклу. И вскоре под кожу начинает просачиваться неприятный холодок, а вслед за этим сердечко внезапно сжимают невидимые пассатижи – так накатывает ощущение безлюдья, раскинувшегося во все стороны на сотни, а то и тысячи вёрст, безлюдья, во владения которого ты забираешься глубже и глубже. Какая уж тут к чертям романтика! Ты вдруг осознаёшь, как с треском рвутся все твои привычные, уютные, удобные связи, как ты отныне далёк от телефонов, лекарств, «скорой помощи», запасов еды на полках холодильников, мягких постелей, тепла и прочих благ цивилизации. Тебя не прикроют МЧС, МВД и прочие службы. С этого момента можешь полагаться только на себя и на удачу.
Ты становишься частью изначальной жизни, которой ты безразличен, как плевок, которая обходилась без тебя миллионы лет и не заметит твоего ухода из мира. И приятного в этих ощущениях нет ничего – что бы не пели столичные барды…
Ехали молча. И не только из-за стресса, а ещё и по вполне житейской причине – трясло нещадно. Раздолбанная лесовозами таёжная стёжка не давала людям возможности оторвать ладони от скоб и спинок сидений. На таких ухабах будешь много говорить – точно себе язык откусишь.
Карташ посматривал вперёд, видел тёмный, отрешённый профиль Маши, её потухший взгляд и сжатые губы. Гриневский же выглядел сейчас за рулём точно так же, как и несколько часов назад – как собранный, хоть и раздражённый, уверенный в себе, хоть и не спавший ночь шофёр на тяжёлой трассе. «О чём он, интересно, сейчас размышляет?» – гадал Карташ. Пошевелился, нашаривая под собой бушлат, – хорошо захватил для выгула доченьки…
– Никаких развилок, – внезапно произнесла Маша глухим голосом.
Алексею показалось, что вырвавшаяся у неё фраза относится вовсе не к лесной дороге, а к чему-то более значительному, всеобъемлющему, может быть, фраза эта – некий итог её невесёлых раздумий.
– Некуда тут сворачивать, – без выражения проговорил Гриневский. Ну, уж этот-то точно имел в виду таёжную трассу.
Кстати, и вправду развилок не будет до самого подъезда к лесосеке. Так и трястись им по безвариантной узкой стёжке, на которой чтобы разъехаться, шофёрам встречных машин пришлось бы демонстрировать чудеса высшего пилотажа…
54 
