Общения с ментами удалось избежать. И вовсе не оттого, что ему невероятно везло в этот вечер (насчёт везенья тут можно и поспорить), просто он сделал всё возможное, чтобы, не привлечь внимание как шакалов из семейства взяткоядных с полосатыми палками наперевес, так и прочих деятелей от правопорядка. Во-первых, Пётр проложил маршрут так, чтобы просто-напросто стороной объехать излюбленные точки гаишных засад. Лях с ним, что длиннее выходило раза в полтора – чай, не батю родного везёт, а какого-то хмыря с насквозь криминальным уклоном. Загнётся – честные люди только спасибо скажут.
Во-вторых, когда никак не получалось обойтись без оживлённых трасс, Пётр ехал по ним с пенсионерской скоростью. Как какой-нибудь затюканный жизнью и властями интеллигент на подержанной «Оке». Этакая «молодецкая» езда тоже здорово увеличивала шансы бандитского человека не добраться живым до больнички. Но человек вроде бы ни о чём подобном не подозревает, вроде бы он надёжно пребывает в счастливом отрубе…
Пётр то и дело поглядывал в зеркало на покачивающуюся в такт езде тёмную бесформенную груду на заднем сиденье. Иногда до скрипа в костях выворачивал голову, просовывал её в просвет между креслами и пристально вглядывался в завалившегося набок пассажира. И никак не мог разобрать, жив ещё курилка или уже отправился в края вечной охоты. Дышит, не дышит – поди разгляди…
И тут сладкой песней сзади прозвучал стон.
Насчёт того, чтобы, выкинуть седовласого бандюка в кювет, если тот и вправду загнётся, – это Пётр, конечно, погорячился, брякнул, не подумавши как следует. Ведь этот варнак в пальто, сволочь, напел в мобильную «трубу» и про такси. Может, кстати говоря, не без умысла напел. Теперь, случись что, его уголовные дружки (а это тебе не менты тупоголовые) найдут в два счёта и нужный таксомотор, и нужного таксёра. Того самого таксёра по имени Пётр Гриневский, чью машину леший, дорожный или какой иной нечистый выгнал демонической силой к парку Авиаторов.
Ну а теперь уж нечего дрыгалами ногать, раз вляпался, как трактор в болото. Раз уж влип, раз уж пошла такая пьянка – придётся жать педаль до упора, придётся лишь на финише узнать, чем тебя наградят: зелёненькими медалями с президентами или бетонной плитой в районе новостроек.
Когда он вырулил на Загородную улицу, то не удержался от громкого выдоха: «Фу-у-у, блин, пронесло!» Хоть с одной напастью подфартило: избавил бог от ментов проклятых. Улица, она же финишная прямая, просматривается, как вошь под микроскопом, до самой своей дальней оконечности, куда Петру и надобно. И ничего даже отдалённо похожего на ментов в обозримости не отсвечивает. Да ментов здесь отродясь не случалось. Какое счастье им тут караулить! Окраина города, разве старух штрафовать за превышение скорости движения к собесу, да старичков арестовывать за не правильное ношение кефира в авоськах…
Это был самый что ни на есть пригород Шантарска, где пока здравствовал частный сектор, ещё не изничтоженный высотным домостроительством. И больничку, на которую нацелил его уголовный подранок в кашемировом пальто, Пётр знал. Знал, к счастью, лишь как архитектурную достопримечательность. Нередко доводилось проезжать мимо – лечебница стоит аккурат на выезде из города. И каждый раз Пётр отмечал про себя, что если уж доведётся загреметь в больницу (тьфу-тьфу), то нечего искать лучшего варианта. Тихое зелёное место с видами на сопки – санаторий, а не больница…
Он ехал мимо высокой решётчатой ограды, за которой отбывали пожизненное заключение разлапистые старые ели и сосны, прикрытые сейчас снежными масхалатами. Широкие аллеи открывали обзор на двухэтажные корпуса, отгроханные в том архитектурном стиле, который ни с каким другим не спутаешь, получившим название сталинский. Принадлежащие к той же, великой и трагической эпохе, в саду коченели статуи пышнотелых колхозниц со снопами и рабочих с мускулатурой терминаторов. Промелькнул сугроб, в котором угадывался фонтан в форме пятиконечной звезды.
Сейчас, посередь зимы, кузница здоровья смотрелась зело соблазнительно – есть в тишине зимнего парка своя особая прелесть, зовущая к покою, зовущая оставить всякую суету сует и предаваться прогулкам по хрустящему снегу аллей и мыслям о вечном. Хоть самого себя калечь и стучись к айболитам – дескать, приютите на неделю, Христа ради, дайте отдохнуть от таксёрской пахоты, от жены, от тёщиного брюзжания, от пива по субботам, от соседей снизу, от соседей сверху, от программы телепередач, от шума и грохота.