Последние отзывы

  42  

Душа Савельева пела, фанфары гремели у него на душе, марши громыхали — раскрылся, стервец, раскрылся! В сообщники зовет!!! Однако служба требовала сделать совсем иное выражение лица…

— Не верите, — убежденно сказал Аболин.

— Не верю, простите, — сказал Савельев. — Не верю я, что можно вот как-то так, — он изобразил обеими руками замысловатые жесты, — из одного столетия в другое сигать…

Аболин усмехался:

— Аркадий Петрович, Аркадий Петрович… Вы ж на сто лет после обитаете, и науки у вас развиты несказанно более, и пароходы с паровозами, и электричество светит, и депеши по проволоке шмыгают, и все такое прочее… И образование вы некоторое получили… А дерзости ума все ж не хватает. Хотя у вас, как это… прогресс…

— Не могу я в такое поверить, — сказал Савельев. — Семьсот сорок четвертый год… Вы ж, простите, должны быть давно померши…

— Оставайся я сиднем в своем времени, помер бы, конечно, — серьезно сказал Аболин. — Только так уж мне свезло, что могу путешествовать по столетиям.

— Заклинания такие знаете, — саркастически усмехнулся Савельев. — Петушиное слово…

— И вовсе даже ничего подобного, — серьезно сказал Аболин. — Нет здесь никакого колдовства — один, как выражались ученые люди уже в мои времена, материализм. Вот, не угодно ли глянуть?

Расстегнув верхние пуговицы рубашки, он полез за пазуху и извлек тот самый предмет, похожий на продолговатое золотистое яйцо, висевший на солидной серебряной цепочке — только сейчас он был разъят на две половинки (в торцах обоих виднелись затейливые пазы и выступы).

— Вот… — сказал Аболин. — Вот эта невидная вроде бы штучка из одного столетия в другое и переносит…

Скрипнула дверь — вошел тот самый здоровенный бородатый мужик, служивший у Аболина в качестве прислуги за все. Привалился плечом к косяку, зорко сторожа каждое движение Савельева. Поручик только сейчас сообразил, что Аболин расположился меж ним и окном — блокировали, выражаясь военными терминами…

— Аркадий Петрович, душа моя, не бойтесь, — сказал Аболин. — Я вам зла не желаю, наоборот, со всем радушием на службу зову к немалой вашей выгоде… А Мокей там для того поместился, чтобы вы, паче чаяния, не вздумали убежать со всех ног. Никак я этого не могу допустить, вы мне крайне надобны… Так что вы уж ничего такого не откалывайте, ладно? Мокеюшка очень даже ловок и проворен, да и силой не обижен. Я, скромный, тоже не из слабеньких, перехватим, ежели что… Значит, не верите?

— Черт знает что… — с сердитым видом сказал Савельев, внутренне ликуя. — На сумасшедшего вы не похожи что-то… Однако поверить вам душа не поворачивается… Экая штука…

Аболин смотрел на него, улыбаясь как-то странно.

— А вот знаете что? — сказал он весело. — Чтобы воду в ступе не толочь, давайте-ка на минутку ко мне заглянем? Тогда уж, и гадать не надо, поверите совершенно и моментально…

— Что вы имеете в виду? — спросил Савельев, изображая некоторую ошарашенность.

— Да то и имею. Вы сейчас со мной на одну минуточку пропутешествуете в семьсот сорок четвертый, только и делов. Глянете из окошка на окружающее — и враз поверите… И тут же назад вернемся. Ежели я умалишенный, то ничего ведь не произойдет, не будет никакого осьмнадцатого столетия вокруг. А если я правду говорю, вы в этом моментально убедитесь. Ну что ж вы, Аркадий Петрович? Вроде бы такой дерзкий молодой человек…

Тщательно изобразив на лице смену самых разнообразных чувств, Савельев вскочил, азартно махнул рукой:

— А ну-ка, давайте! Черт вас знает, золото-то у вас настоящее… Но на минутку.

— Как прикажете…

— Что делать нужно?

— Подойдите ко мне и станьте бок о бок, — деловито распорядился Аболин, держа половинки близко друг к другу. — Всего-то…

— Ну, смотрите, если тут какой обман… — сказал Савельев, становясь с ним рядом.

Ничего не ответив, Аболин с сосредоточенным лицом сблизил половинки, тщательно примерившись, соединил их совсем, повернул, еще повернул…

То самое бледно-синее сияние куполом взмыло вокруг, закрыло окружающий мир. Ощущения на сей раз оказались совершенно другими, не теми, к каким Савельев привык, путешествуя на «каретах» — тело от пяток до макушки прошило мгновенное сотрясение, зубы лязгнули, каждая косточка словно бы звякнула о соседнюю — и все кончилось, голубоватое сияние исчезло.

  42