Ему неожиданно стало жалко робкого котенка, он пошел и взял его, но котенок запищал, а Табита обернулась и стала наблюдать, прищурив глаза до узких щелочек.
— Твоя мать тоже считает, что ты должен быть более отважным, — сказал Торн и, вернувшись к письменному столу, опустил на него котенка. — Интересно, человеческих детей так же сложно понимать? Твои двое немного напоминают мне Кристиана и меня самого. Я не был робким, но до его приезда был более… осторожным. Знаешь, ты наверняка полюбишь его. Он хороший человек. Лучше, чем я, потому что честный.
Торн положил перед Георгом перо; тот несмело дотронулся до него, а Соболь стал стремительно спускаться вниз по рукаву Торна, чтобы как хищник броситься на перо, но Георг проявил твердость.
— Замечательно, — похвалил его Торн. — Не позволяй нахалу взять над тобой верх.
Но его совет запоздал, так как котята уже сплелись клубком, борясь, хотя и по-братски.
Табита со звуком, похожим на вздох, вытащила одного из свалки и поволокла, чтобы положить его в корзину, — это был Соболь.
— Ничего не выйдет, он в два счета снова будет здесь.
Но Табита, повернувшись, зашипела на выбирающегося котенка, и Соболь сполз обратно в корзину.
— Дисциплина. Превосходно. Уверен, я назначу тебя воспитательницей, если когда-нибудь найду подходящую жену. Итак, как поступил бы Кристиан с мисс Барстоу?
У Табиты рот был занят Георгом, поэтому она просто бросила Торну взгляд.
— Верно. Он поехал бы, чтобы все выяснить. Он всегда так делал. И посмотри, что в результате получилось.
Табита укладывала Георга в корзину, но Торн не нуждался в ее мудрости.
— Правда, в итоге он завоевал женщину, которую любит.
— А-ау?
— Разумеется, нет. Мисс Барстоу? Но я должен узнать конец этой истории.
— Прр.
— Прекрасно. Мне непременно нужно исчезнуть на несколько дней. Никаких срочных дел нет, и даже если я запретил себе «Черного лебедя», то имею право побыть капитаном Роузом.
Позвав Джозефа, Торн велел ему собрать вещи капитана, потом проверил свое личное имущество, чтобы удостовериться, что ничего не упущено, и быстро написал письма — Кристиану в Девон и Робину в Хантингдоншир. Робин заставил Торна дать обещание всегда сообщать ему о своем намерении стать вторым «я», а когда Торн поинтересовался зачем, объяснил:
— Чтобы я мог беспокоиться о тебе.
— Быть может, лучше не знать?
— Тогда мне придется беспокоиться все время.
.— Здесь список семейств Барстоу, сэр, — сказал Оверстоун, вернувшись с исписанным листом. — С «у» и без него на конце. Оксфордшир, Шропшир, Гэмпшир, Линкольншир. Мне нужно еще немного времени.
— Не смотрите так огорченно. Я не ожидаю такого всезнайства, как у Ротгара.
— Благодарю вас, сэр, — отозвался секретарь, но с таким видом, словно Торн оскорбил его своей недооценкой.
А через мгновение он огорчился еще больше.
— Я отправляюсь в Айторн. Распорядитесь, чтобы моя дорожная коляска была готова через час. И немедленно отправьте грума в Стоутинг, в гостиницу «Черный лебедь».
Его секретарь выглядел так, словно получил удар в очень чувствительное место. Он знал: послание в Стоутинг означало, что Торн собирается стать капитаном Роузом. И Табита, очевидно, тоже так думала, потому что зашипела.
Торн что-то быстро написал, и, когда сложил письмо, Оверстоун уже был готов капнуть горячего воска, чтобы Торн мог поставить печать — не свой герцогский крест, а изображение лебедя.
— Сэр…
— Если какое-то дело требует моего внимания в ближайшие несколько дней, у вас есть час, чтобы его представить.
— Прекрасно, сэр.
— Я не собираюсь выходить в море, — после некоторого колебания добавил Торн.
Оверстоун не сказал «слава Богу», но его чувства были написаны на лице. Он не мог понять потребность Торна в другой жизни, особенно в такой суровой и иногда опасной.
Торн, наоборот, ощущал бурлящее в крови возбуждение. Он не хотел бы постоянно быть капитаном Роузом, но его приключения в этом образе были восхитительными свободными полетами.
— Благослови, Господи, мисс Барстоу.
Он посмотрел на Табиту.
Табита взглянула на него и закрыла крышку корзинки.
— Я оставил распоряжение, чтобы о вас заботились с исключительной нежностью, — возмутился Торн.
— Мрр-пшш.
Теперь это прозвучало тревожно, как зловещее предсказание, сопровождаемое проклятием.