— К сожалению, никаких романов. — Он порылся в своем саквояже. — «Очерки о нравственности и политике» Хьюма будут изрядно скучны; «Воспоминания о кофейном доме Бедфорда» — весьма легкомысленны, а «Революции в Персии» довольно страшны.
— Странная коллекция для морского капитана, — заметила Белла.
— Морские путешествия требуют развлечений, которые нельзя предугадать. Я могу, например, отправиться в Персию.
— Тогда предпочту быть напуганной. Почитайте мне о Персии.
Достав книгу, Торн сел напротив Беллы и поставил свечу так, чтобы она давала больше света.
— Как большинство приключений, это в основном скука, — предупредил он, открыл книгу на закладке, перевернул несколько страниц и начал читать.
Глава 22
Их потревожил стук в дверь, и Торн, отметив место, на котором остановился, отложил книгу.
— Это Фортескью. Я распорядился, чтобы его проводили наверх.
Началось. Белла встала, быстро поцеловала Торна и скрылась в спальне, но он вошел вслед за ней, держа в руках корзинку с кошками.
— Табиту лучше держать подальше.
— У-ау-уа.
Покинув корзину, Табита легко вспрыгнула на подоконник и посмотрела на улицу.
Белла начала ходить по комнате, но остановилась, поняв, что стук ее каблуков может быть слышен за дверью или даже внизу, где находились судьи. Она могла совершенно ясно слышать их голоса и интонации. Сквайр Тороугуд что-то громко сказал, и в ответ раздался радостный писклявый смех. Огастус.
Он всегда в возбужденном состоянии так смеялся. Осознав, что стоит так, словно готова немедленно броситься в бой, Белла села, сжала руки и принялась ждать.
Мужские голоса стали громче и наполнились весельем и возбуждением, но женских голосов Белла пока что не слышала. Белла снова встала, сделала несколько шагов и снова остановилась, а потом, поняв, что туфли вовсе не обязательны, сняла их, и теперь могла ходить тихо. Табита оставалась на подоконнике, словно на страже, и слегка подергивала хвостом, а котята, возможно, чувствуя опасность, только выглядывали из корзины.
У двери в гостиную Белла прислушалась. Там шел спокойный разговор — значит, Фортескью все еще был убежден, что разговаривает с герцогом Айторном.
Стук в дверь, выходившую в коридор, испугал Беллу, но это оказался ее ужин и тарелка с едой для Табиты. Белла не думала, что захочется есть, но неожиданно поняла, что голодна. Съев половину своего пирога с мясом, она услышала, что внизу появились женщины, и представила себе, как они перебираются через низкий подоконник.
Их тонкие голоса присоединились к мужским, потом раздался писклявый голос Огастуса, почти такой же высокий, как женский.
Но затем внизу стало тише, слышались только отдельные шумы, вероятно, сопровождавшие успех или разочарование. Уже началась игра в кости?
Белла выпила немного вина и попыталась представить, что именно там происходит.
Сколько времени понадобиться игрокам, чтобы дойти до кондиции? Как долго будет оставаться Фортескью?
Женские голоса иногда становились визгливыми, но звучали весело.
Возможно, на этот раз все будет по-другому.
Возможно, план не удастся осуществить.
В таком случае ей и Торну придется остаться и попробовать еще раз…
Нет, нельзя быть эгоисткой. Белла знала характер Огастуса и видела, как он употреблял власть судьи. Его необходимо остановить сейчас, в этот вечер.
И вот Белла услышала громкий крик — совсем не веселый. Не тот крик, который мог бы послужить сигналом, но он оказался вполне способным вызвать у Беллы желание броситься на помощь. Вспомнив о пистолете, она сделала шаг к саквояжу, но заставила себя остановиться.
Смех мужчин, особенно писклявое ржание Огастуса, вызывал отвращение.
А потом она услышала несомненный звук удара кнута, затем второй, третий, а вслед за ними совсем другой крик — умоляющий.
Разве это не сигнал? Почему Торн ничего не делает? Затем снова удар кнута и леденящий кровь крик.
Это он!
— Заткнись, ты, дура! — заорал сквайр Тороугуд, и Белла услышала, как в соседней комнате Торн что-то воскликнул и побежал вниз по лестнице.
Белла надела туфли и выбежала из комнаты. Лорда Фортескью она увидела на нижней ступеньке лестницы, а Торн уже был возле двери гостиной первого этажа. В холле стояли несколько мужчин с кружками в руках, явно вышедшие из пивного зала; они были встревожены, но вмешиваться не собирались.