— Мм… доктор Тейт?
— Да? — Он не помнил имени девушки, да и не особенно интересовался им. Судя по всему, девушка здесь не задержится.
— Там вас… мм… ждут в родильном отделении, сэр.
— Зачем?
— Я… мм… точно не знаю. Просили пригласить.
— Это срочно?
Девушка, сощурив глаза, помедлила с ответом, потом произнесла:
— Не думаю, сэр. Мне бы тогда… мм… сказали, правда?
Его терпение окончательно лопнуло:
— Вы давно у нас?
— Около двух недель, сэр.
— Две недели. Так, понятно. И за это время вы умудрились, насколько я вижу, полностью растерять все, чему вас учили в университете. — (Глаза девушки наполнились слезами.) — В следующий раз будьте любезны узнавать подробности, прежде чем побежите выполнять поручение! И еще, — добавил он при виде ее слез, — учитесь выдержке. Не я первый и не я последний, кто укажет вам на ваши ошибки. А вообще старайтесь делать их как можно меньше. Иначе в нашей профессии вам не выжить.
Закрывая за собой дверь, он услышал отчетливый всхлип и нахмурился. Уж эта молодежь! Скоро, кажется, настоящего врача днем с огнем не сыщешь. Он был все еще зол как черт и голова у него болела по-прежнему, когда добрался до родильного отделения. Для пересменки здесь было на удивление тихо. Он обратился к единственной медсестре за пультом:
— В чем дело?
— О, доктор Тейт. — Она поднялась. — Доктор Форрест просила передать, что ждет вас в комнате отдыха сектора С.
Джонас удивился.
— А зачем — она не сказала? Сестра пожала плечами.
— Нет, извините.
Он прошел по коридору к сектору С, потирая виски, где пульсировала боль, и ногой толкнул дверь в комнату отдыха.
— Сюрпри-из! — чуть не оглушил его хор голосов.
Он поднял голову и обнаружил, что окружен плотным кольцом врачей, медсестер, нянечек и остального обслуживающего персонала восточного крыла. Некоторые держали в руках надувные шары — самодельные, как он потом понял, не шары даже, а надутые хирургические перчатки, разрисованные веселыми рожицами. Над гигантским тортом посреди стола поднимался дымок от свечей.
— Ты же не собирался скрыть от нас такое событие, правда, Джонас? — воскликнула глава отделения новорожденных Лили Форрест.
Лили Форрест и ее муж Майк были первыми, с кем Джонас подружился, перебравшись в Нью-Джерси. Вернее, здесь они стали его единственными друзьями. Впрочем, он всегда предпочитал одиночество. До той минуты, когда на пороге его дома не появилась дама из службы патронажа с Джулианой на руках. Да, с Нового года вся его жизнь пошла наперекосяк. И еще это сорокалетие. Джонас понятия не имел, каким образом Лили удалось разузнать про его день рождения. Сам Джонас, разумеется, никому и словом не обмолвился, что вот-вот разменяет пятый десяток. Черт, ему даже думать об этом не хотелось.
Но сейчас он почти забыл о своих сожалениях. Глаза его потеплели, губы тронула улыбка, взгляд заскользил по уже знакомым приветливым лицам, пока не остановился на одном конкретном женском лице.
Медсестра стояла в углу, отдельно от всех. Забранные в тугой конский хвост прямые рыжие волосы, накрахмаленная униформа, стетоскоп на шее — прямо не девушка, а олицетворение компетентности и хладнокровия. Джонас не смог бы ничего возразить против компетентности Зои Холланд. Но он также отлично знал, что хладнокровие ее напускное. Неестественная, напряженная поза и стиснутые в кулаки руки с тонкими пальцами выдавали ее с головой. А еще этот хмурый взгляд, который она словно бы приберегала лично для него.
Джонас не сомневался, что Зои его ненавидит. И допускал, что у нее для этого имелись основания. В последнее время с ним было нелегко ладить. Но она, черт возьми, и сама подливала масла в огонь. Джонас никак не мог взять в толк почему, но факт оставался фактом: они с Зои чуть ли не каждый день сталкивались лбами.
— Ну, что ж ты молчишь? — Лили тепло обняла его.
— Даже не знаю, что и сказать, честно. Лили, — признался Джонас. — А кто остался в отделении? Роженицы, наверное, гадают, куда подевался персонал.
— Они любезно согласились подождать со схватками ради нашего празднества. Кроме того, здесь в основном первая смена — те, кто уже закончил работу.
— И вместо того, чтобы поспешить домой, вы остались поздравить меня, — сказал Джонас, до глубины души растроганный вниманием сослуживцев. — Спасибо вам всем… — Он помолчал. — Огромное спасибо.