4 
– Вот это повезло, так повезло! Уж так свезло, что не в сказке сказать, ни в суде сбрехнуть… Раз веруешь в Единого Творца, должен уважать святого Роха, точно? А чему учил святой Рох? Поделись с ближним своим, босым и сирым… Правильно? Так что снимай башмачки, дядя, во исполнение заветов святого подвижника…
Ситуация, подумал Сварог в некоторой растерянности. Объяснил бы кто, как держаться. Стоп, это, в конце концов, не тюрьма и не каторга, и народ здесь самый разный, далеко не все по «тарабарской стежке» шлепают… Не может здесь быть тюремных правил, нутром чую…
Он сказал, взвешивая каждое слово:
– Святых много, уважаемый. Лично я как-то больше придерживаюсь поучений святого Катберта-Молота. А он, если вы не знаете, учил примерно так: не позволяй ближнему твоему нахально ездить у тебя на шее, ибо если он так поступает, то он и не ближний тебе вовсе. Следовательно, не грех такому мнимому ближнему двинуть по зубам так, чтобы их поубавилось изрядно и резко…
– Может, попробуешь? – прошипел тот, что резал полицейских.
Взгляд у него был по-настоящему страшным, но по сравнению с кое-какими противниками Сварога во времена былых странствий этот субъект даже на троечку не тянул.
– Могу и попробовать, если вынудят, – сказал он спокойно.
Как он видел краешком глаза, крысеныш обратился в статую, даже, кажется, не дышал, старательно делая вид, что его здесь не вовсе.
– Да ладно тебе, – сказал напарнику второй примирительным тоном. – Куда тебе башмаки, если тут ни танцулек, ни девок… Дядя хороший, нечего его обижать попусту… Давай-ка мы лучше с тобой, дяхан, метнем на пальцах в «вилы-гирю-полотно»? А?
– Не умею, – сказал Сварог.
– Враз научим. Так, так, этак… – он с быстротой фокусника показал пальцами несколько фигур. – И правила враз растолкуем, они нехитрые. Ну что ты жмешься, залетный? Это ж не карты и не кости, какое может быть с пальцами мошенничество? Бывают фальшивые волосы, по-ученому – парики, и фальшивые глаза бывают, из фарфора там или из стекла. А про фальшивые пальцы ты слышал когда-нибудь? Вот они, доподлинные, натуральные…
– Играть не на что, – сказал Сварог. – Башмаки самому нужны, а больше вроде бы и не на что. И сдается мне, уважаемые господа, что и у вас со ставками небогато…
Его собеседники так и закатились, старательно раскачиваясь на корточках, переглядываясь, панибратски хлопая Сварога то по коленям, то по спине. Зорко наблюдавший не только за приставалами, но и за прилегающим пространством, Сварог в какой-то момент обнаружил, что вся эта сцена находится под самым пристальным наблюдением кучки субъектов, крайне похожих на его разговорчивых собеседников. Их было пятеро, они сидели совсем недалеко, двое красовались обнаженными торсами с таким же обилием жутковатых наколок, а остальные кутались кто в хомерик, кто в камзол, и оттого никак нельзя было рассмотреть их сложную и запутанную нательную биографическую роспись, но никаких сомнений не оставалось, что это птички из той же стаи. Вон тот, в хомерике, у них за главаря, точно – остальные четверо инстинктивно уселись так, чтобы держать его в поле зрения на предмет возможного приказа. А вот сам он ни на кого не смотрит, прищурившись, наблюдает за Сварогом. Ну да, так примерно в старой притче опознал находчивый монах замешавшегося в толпе придворных короля – все взоры были обращены на короля, а сам он ни на кого не смотрел…
– Весельчак ты, дядя, – сказал обладатель восьми черепов. – Как это, нечего ставить? Жопа-то при тебе, ага. Проиграешь – становишься на манер скамейки, а мы тебя, соответственно, пользуем.
– А если выиграю?
– А если выиграешь, то мы тебя не пользуем. Королевские условия, дядя, согласен?
– Нет, благодарствуйте, – сказал Сварог. – Как ни заманчиво, а придется отказаться. Зарок дал в ранней юности. Моя седенькая мама, когда провожала в большую жизнь, взяла с меня клятву, что никогда не буду играть на ставку, во что бы то ни было… Ветреный я парень, признаюсь по чести, много в жизни накуролесил, много заповедей нарушил, но вот, хоть вы меня режьте, через данную матушке клятву переступить решительно не в состоянии…
Судя по перекосившейся физиономии обладателя восьми черепов, ему и комедию ломать надоело, и был он всерьез разозлен строптивостью упрямого фраера. Без всяких церемоний схватив Сварога за физиономию грязной пятерней, он грозно процедил:
– Я тебе скажу, овечка, без всякой игры отсосешь со всем старанием…
4 
