— Зачем тебе нужно это золото? — спросил он, надеясь получить какое-то объяснение, которое поможет ему понять ситуацию и понять Сьюзен.
— Это не ваше дело, милорд.
— Кон, — решительно поправил он.
— Кон, — послушно повторила она, твердо глядя ему в глаза.
— Но ты не отрицаешь, что тебе оно нужно? Что ты искала его?
— Нет, не отрицаю. — Она выпустила из рук платье, и оно упало на пол. Она стояла, широко раскрыв глаза. В ее глазах не было наивности, да она и не притворялась невинной. Но и нежелания в ней тоже не было заметно. Он видел — и наверняка не ошибался, — что она пылает такой же страстью, какая пожирала его.
Пусть гремят битвы, пусть рушатся королевства — ему не до того. Все его мысли сосредоточились на одном.
Не сводя глаз с крючков ее корсета, он подошел к ней. Не очень уверенным движением он приблизил руки к застежке корсета между грудями, и груди поднимались и опускались под его пальцами, пока он неуклюже расстегивал крючки.
Интересно, видно ли, что она дрожит, думала Сьюзен, или это незаметная снаружи дрожь ее души? Она пришла сюда с безрассудной надеждой, потом была ошеломлена жестокими словами. Но теперь… теперь… теперь все ее мысли сосредоточились на том, что она и Кон будут заниматься любовью, что у нее будет одна ночь, которую она запомнит на всю жизнь.
Извините, леди Анна. Но это всего лишь единственная ночь.
Она понимала, что, услышав его предложение, ей следовало возмутиться или даже, может быть, прийти в ярость. Это бы его остановило — и все бы кончилось. Она знала Кона. Он не позволил бы себе сделать такое, если бы считал ее честной и добродетельной.
И по этой причине она не скажет ему, что золото принадлежит «Драконовой шайке». Если бы она сказала и он ей поверил, то, возможно, отдал бы половину или даже все золото, но не дал бы ей того, что она горела нетерпением получить.
Самого себя.
Но сейчас, ощущая на себе его руки, она не знала, что делать дальше.
Одиннадцать лет тому назад она была гораздо смелее, руководствуясь только инстинктом. Теперь же она пассивно стояла, пока он расстегивал корсет и высвобождал ее груди. Спустив бретельки с ее плеч, он позволил корсету упасть на пол/
Пока он развязывал ленточки ее рубашки, она любовалась тем, что открывала взгляду его расстегнутая сорочка, отмечая, что шея его стала теперь значительно сильнее, а линия квадратной челюсти жестче.
Он снял с нее рубашку. Когда гкань рубашки коснулась чувствительных сосков, она вздрогнула. Оставались только чулки.
Она пристально вгляделась в его лицо, отыскивая признаки если не любви, то страсти.
Он обвел взглядом ее тело и взглянул в глаза.
— Я тебя не принуждаю, — сказал он.
Она не поняла, вопрос это или утверждение, но сказала:
— Нет, ты меня не принуждаешь. Даже ради золота я не сделала бы этого, если бы не хотела тебя.
Это было честное высказывание. Все ее тело — внутри и снаружи — с нетерпением ждало его прикосновения. Горячая волна снова прошла по телу. Если бы он прикоснулся к ней, то почувствовал бы этот нестерпимый жар. «Господи, сделай так, чтобы он прикоснулся ко мне!»
Он застыл на месте в нескольких дюймах от нее. Опасаясь его нерешительности, она подошла ближе и положила руки ему на грудь.
Он очнулся, поцеловал ее и, уже не отрываясь от ее губ, опустился вместе с ней на пол. Ей хотелось, чтобы он овладел ею тут же, немедленно, но он поднял ее, отнес на кровать и стал торопливо раздеваться.
В считанные секунды он разделся догола, а она вдруг сказала:
— Подожди!
Увидев его ошеломленное лицо, она поспешно добавила:
— Я хочу посмотреть на тебя. И все. Просто посмотреть на тебя, Кон. Ты такой невероятно красивый.
Он рассмеялся:
— Посмотришь потом. Не мучай меня.
Она рассмеялась вместе с ним. Он улегся рядом, забросив на нее ногу именно так, как ей хотелось.
— Пожалуй, здесь удобнее, чем на берегу, — сказал он, тяжело дыша от нетерпения.
— И можно не бояться, что застукают, — добавила она и откинулась на подушку, потянув его за собой.
— Сьюзен…
— Тс-с, молчи, — сказала она, раздвигая бедра и направляя его внутрь собственной рукой. И содрогнулась одновременно с ним, когда они соприкоснулись… — Тс-с, — снова тихо сказала она, когда он застонал. Но ей не хотелось, чтобы он замолчал, потому что ей нравился этот звук, означающий его удовлетворенное желание, его наслаждение.