Особенно,... 
41 
Хотя он не расслаблялся, конечно, был начеку. Проезжая часть слева, а потому сумку он нес на правом плече, прижимая ее локтем. Знал уже, что у местного жулья есть вредная привычка охотиться на прохожих с мотоциклов – проносятся в миллиметре от тротуара, пассажир молниеносно сдергивает сумку с плеча раззявы, и догоняй их потом на своих двоих... Бесценная для Мазура и тех, кто его сюда послал, куртка при таком раскладе либо упокоится в мусорном баке, либо будет продана за гроши какому-нибудь обслуживающему бедняков старьевщику. А дома потом жизни не станет. Хуже любого провала: позора не оберешься на всю оставшуюся жизнь, ну как же, тот самый Кирюша Мазур, у которого южноамериканские дешевые жиганы средь бела дня сперли драгоценные микросхемы, понятия не имея, что встали однажды поперек дороги спецслужбам великого и могучего Советского Союза... Право слово, лучше уж погибнуть идиотской смертью храбрых в бою с батальоном здешней национальной гвардии, в тщетных попытках поразить швейцарским перочинным ножом бронетранспортер...
Увы, для мало-мальски приличного боя у него не имелось при себе ничего подходящего, кроме помянутого ножа. Кольт пришлось выкинуть в мусорный ящик за квартал от дома: чересчур уж жутким пижонством было бы странствовать, держа в кармане пушку, из которой убиты до смерти аж три сотрудника местной беспеки, причем один из них – в офицерском звании. Здешняя полиция пребывает отнюдь не в каменном веке, и о баллистической экспертизе некоторое представление имеет. По-хорошему, следовало бы и от документов избавиться: коварный капитан, черти ему в аду кореша, мог и оставить в надежном месте конвертик с записочкой с фамилией некоего австралийца – мол, ежели не вернусь с боевого задания, коммунистом меня, так и быть, считать не обязательно, но вот винить в моей безвременной кончине следует австралийского паршивца с трудной фамилией, и никого другого. Мог у капитана оказаться и посвященный сообщник – да те же наблюдавшие издали за чакрой родственники, бьющие сейчас во все колокола. Все возможно. Но избавляться от бумаг, не имея взамен никаких других – еще рискованнее. Авось обойдется. В любом случае, насильственная смерть капитана Агирре – все же не столь эпохальное событие, чтобы вводить по всей стране чрезвычайное положение, выводить на улицы все наличные силы армии и полиции и хватать за шиворот каждого второго прохожего, не считая каждого первого. По всем раскладам, здешние спецуры будут действовать деликатно и осмотрительно, семь раз отмерят, прежде чем отрезать – потому что все следы, как ни крути, ведут к американо. К нортеамерикано, сиречь гринго. Нетрудно будет установить, что капитана и его ореликов угрохали из того же ствола, что и команданте с подручными, все шансы за то, что мнимого австралийца так и будут считать единственным уцелевшим после бойни на чакре цэрэушником, следуя той же логике, что и покойный Агирре. Не исключено, что искать не станут вообще, считая, что все равно опоздали. В самом деле, какой приличный цэрэушник будет сейчас тащиться пешком на автовокзал с засвеченным паспортом и грошами в кармане? Вот уж вряд ли. Приличный цэрэушник после таких подвигов кинется на надежную явку, в два счета поменяет паспорт на свеженький и покинет страну, как белый человек с севера – в удобном кресле авиалайнера. Нет, точно, есть шанс, что искать не будут вообще...
Он настолько уже проникся здешними реалиями, что не спешил переходить улицу на зеленый свет – остановился у кромки тротуара и предусмотрительно огляделся. Предосторожность вполне разумная: на красный свет, отчаянно рявкнув клаксоном, бесшабашно промчался огромный американский автомобиль с местным джигитом за рулем. Вот теперь можно было и переходить, поскольку других машин в пределах видимости не имеется. Правила движения здесь считаются абстрактной, теоретической выдумкой, далекой от реальной жизни – по крайней мере, там, где не маячит постовой полицейский...
Мазур остановился вдруг – форменным образом сделал стойку, как хороший охотничий пес.
Возле тротуара стоял огромный джип, ярко-синий, сверкающий лаком и никелем, с американским номером. Капот был поднят, монструозный мотор сотни на три лошадок бесстыдно обнажен, а перед радиатором, с видом унылым и потерянным, трагически поникши, стояло очаровательное создание женского пола, в синих шортиках и легкомысленной белой блузочке. Фигурка у создания была потрясающей, вся из плавных изгибов и упругих выпуклостей, глазищи – лазоревой синевы, волосы – пикантно-рыжие. Одним словом, классическая американская куколка во всей своей холеной прелести. Ничего удивительного, что поодаль собралась немаленькая кучка беззаботных пижонов с местного Бродвея, взиравших на красотку с безнадежным вожделением – а впрочем, помимо ценителей прекрасного, тут торчало немало и зевак попроще. Здешние жители, как дети малые, радовались любому зрелищу, нарушавшему жаркую, душную скуку...
41 
