Особенно,... 
97 
Шли недолго. Ольга остановилась перед старым домишкой, к которому примыкало нечто вроде галереи с покатой крышей, – галерея почти сплошь увита зеленым плющом.
Откуда-то сбоку появился старикашка в заплатанной рубашке и черных штанах, босой и меланхоличный. Ольга без всяких переговоров протянула ему кредитку. Слегка оживившись, старик пошарил за пазухой, извлек большой ключ и отпер, отбросив предварительно упругие ярко-зеленые плети плюща, ведущую на галерею низенькую, полукруглую сверху дверь. Ольга потянула Мазура внутрь. За их спинами, тягуче проскрипев несмазанными петлями, захлопнулась дверца.
Сначала показалось, что здесь стоит непроглядный мрак, но глаза понемногу привыкли. Слева, сквозь прорехи в плюще, этакие бойницы, пробивался скудный солнечный свет, царила приятная прохлада. Справа оказалось с полдюжины узеньких старинных окон, тоже заплетенных плющом почти наглухо, а в дальнем конце, у торцовой стены, лежала огромная куча свежескошенной травы с вкраплениями каких-то ярких, неизвестных цветов. Пол под ногами – из выщербленных каменных плит с узкими, глубокими щелями между ними.
Озираясь, Мазур прошел до кучи травы, вернулся, недоуменно спросил:
– Это что же такое?
– Историческое место, – ответила Ольга, понизив голос, потом, заложив руки за спину, прижалась к стене дома так, что ее полускрыло зеленое переплетение. – Иди сюда, слушай легенду...
Мазур остановился перед ней. Ольга загадочным шепотом начала:
– Здесь очень давно жил лейтенант Сантильяна – если не при Кортесе, то сразу после Кортеса. Пьяница, ценитель женского пола, греховодник невероятный. И вот как-то, когда он за этими самыми окнами принимал прекрасную гостью, на галерее появилась, далеко не такая прекрасная, вторая гостья – сама Смерть. Бог ее знает, почему, но она встала примерно там, где мы сейчас стоим, и принялась звать: «Сантильяна, Сантильяна! Время пришло, я за тобой!» Сантильяна настолько разозлился, что швырнул в нее сапогом из окошка и заорал: «Сеньора Смерть, знал я, что ты – тварь жестокая, но уж не думал, не гадал, что ты полная дура! Тебе сто раз подворачивался случай утащить меня с поля битвы, с кровавой жатвы, а ты выбрала момент, когда кабальеро лежит в постели с красивой женщиной! Ну не дура ли?» Как гласит легенда, Смерть растерялась – ее, понимаешь ли, никто никогда не упрекал в глупости, называли по-всякому, боялись и проклинали, но вот дурой обозвали впервые. От растерянности она убралась восвояси и как-то забыла про лейтенанта, так что он прожил очень долго, хотя, конечно, в конце концов, когда уже был полковником и с кем-то там по своему обыкновению воевал, посреди схватки увидел Костлявую. «И теперь скажешь, что я дура?» – спросила она. Полковник вынужден был сознаться, что в данный момент он так не думает. «Тогда пошли...» – по-деловому распорядилась Смерть. И они пошли... Вот... Это место называется – Галерея Кавалерийского Сапога. – Ольга поднырнула под протянутую к ней руку Мазура, отошла к куче травы, загадочно улыбнулась: – Осталось поверье: если любить друг друга на этом самом месте, проживешь долго. Не все помнят, но мне давно рассказали... Иди сюда. Все равно, пока мы здесь, никто не войдет. Ну?
Мазур осторожно опустил ее в пахучую траву, уже увядающую, – совершенно незнакомый аромат, и н о й, горьковато-полынный, терпкий, платье словно само по себе порхнуло с загорелого тела, рядом упали две невесомых белых тряпочки, белый пиджак, тяжело провалилась до самого камня кобура с револьвером. Ольга тихо стонала, терзая его губы, выгнулась навстречу, приняла и уже знакомо навязала медленный, смакующий ритм, закрыла глаза, когда ее лицо оказалось в узенькой полоске солнечного света. Легонько сомкнув зубы на ее шее, Мазур на миг ощутил прилив морозного холодка – словно за спиной и в самом деле торчала старуха с косой, гадая, то ли ей повременить и уйти, то ли на сей раз не дать промашки. Это тут же прошло, он отогнал все постороннее, чтобы как можно острее чувствовать любимую женщину, другую.
То ли само место настраивало на серьезный лад, то ли просто пришло в голову, что пора поставить перед самим собой кое-какие вопросы... Гораздо позже, когда пришло опустошение и Ольга, закрыв глаза, лежала в его объятиях, Мазур впервые спросил себя: а что потом? Должно же в с е э т о как-то кончиться? Он приехал сюда ненадолго, и после озер кое-какие истины встанут во всей своей наготе, поскольку нагота и есть главная черта истины... Что потом?
97 
