Перебросились парой непонятных фраз, хохотнули, но не особенно громко. «Ну, давайте, – мысленно подначила Марина, чувствуя животом ничуть не холодившее уже, нагревшееся от тела, заткнутое за ремень оружие. – Обозначьте недвусмысленно намерения. Разложить попытайтесь, что ли, прямо под березой. На мордах у вас крупными буквами написано, что вы не более чем шестерки, – значит, с в а м и, сявки, нерационально расплачиваться натурой за помощь в решении насущных житейских проблем. С вами можно гораздо жестче. Всего-то три раздобревших на хозяйских харчах придурка, сабли в ножнах, винтовки за плечами – вздор, чепуха, несерьезно. Пес – самый опасный из всей компании, тоже хорошо кормлен, но не человек, а зверь, значит, службу несет в десять раз исправнее двуногих, вон как подобрался, ждет команды. Значит, первая пуля ему в случае чего и достанется. А у двух вынужденных топать пешедралом путников моментально заведутся полезные трофеи – кони, винтовки, у того, что в тюрбане, еще и неплохой бинокль на груди висит. Ну?»
Она ждала, гордо вскинув подбородок, неторопливо поворачивая голову, меряя то одного, то другого холодным и презрительным б а р с к и м взглядом. Должно подействовать...
И подействовало, ага! Присмирели чуточку. После короткого обмена фразами – уже по тону ясно, насквозь деловыми, серьезными, Тюрбан проворно сполз с коня, цыкнул на пса, проворно отскочившего в сторону, сделал два шага вперед и старательно поклонился – не до земли, но все же в пояс. Выпрямился, приложив руки к жирной голой груди под распахнутым халатом, сказал, хитро поблескивая глазками:
– Почему один ходишь? В чужой место? Такой молодой госпожи один нельзя. Этот вот, – он небрежно мотнул головой в сторону Каразина, – плохой нукер, плохо беречь, огонь-палка нет, лицо не храбрый... Почему откуда?
– Смотрите, говорящий! – безмятежно сообщила Марина спутнику, не поворачиваясь к нему. – Мы – господа с корабля, понимаешь?
– Корабль, ой понимает, плавать...
– Вот именно, – сказала Марина тем же высокомерным тоном. – На нас напали... дикие.
Тюрбан неподдельно передернулся:
– Дикий люди – плох, загермор!
– Совершенно верно, – сказала она насмешливо, спохватилась и перешла на более понятные этой публике обороты: – Корабль они утопить, мы бежать. Понимаешь?
– Спасаться хорошо, – кивнул Тюрбан. – Дикий человек на поля не ходи, знай, ему здесь кшик! – и он, оскалясь, похлопал ладонью по ножнам сабли. – Ханым-госпожин, тогда иди к хан, милостивый хан помогать госпожин...
«Перебить их, конечно, нетрудно, – подумала Марина деловито. – Но это означает – бросаться в совершеннейшую неизвестность. А так – есть шансы...»
– Где твой хан? – спросила она и, когда он инстинктивно показал рукой, вздернула подбородок. – Хочешь сказать, моя идти туда ногами? Большая госпожа ногами не ходи...
– Уй-бай-юй, зачем ногами? – подобострастно усмехнулся Тюрбан. – Совсем скор шайтан-арба...
Он запустил руку под халат таким жестом, словно собирался незамедлительно изловить особо наглую блоху, но вместо пойманного насекомого извлек довольное современную рацию, сноровисто нажал кнопку и затараторил что-то на своем зубодробительном наречии. Выслушав ответ, забросил рацию за пазуху и поклонился совсем низко:
– Твоя, ханым-госпожин, не гневай, шайтан-арба совсем будь вот-вот...
– Хорошо, я жду, – сказала Марина, кивнув ему с царственной небрежностью. Подхватила капитана под локоть, отвела в сторону, стараясь держаться со всей уверенностью. Тихо сказала: – Ну вот, кажется, уладилось. В любом случае, хан у них поумнее да и изъясняется наверняка грамотнее...
– Животные...
– Ну, кто же спорит, – с ангельской улыбкой сказала Марина. – Но психологическую характеристику они вам дали быструю и меткую, вам не кажется? Лицо у вас и в самом деле что-то не отмечено печатью отваги...
Он поджал губы и отвернулся. Марина, помахивая свернутой в трубочку картой, не спеша прохаживалась вдоль опушки, напряженно прислушивалась, не раздастся ли вдали гуденье вертолета. Собака улеглась под деревом, всадники спешились. Двое присели на корточки, равнодушно, отрешенно глядя куда-то вдаль, Тюрбан стоял к ней лицом и, когда их взгляды встречались, кланялся. Пока что все обстояло мирно...
Не соврал, «персонаж опереточный»: на дороге вскоре и в самом деле показалась машина, довольно новый белый джип с опущенными стеклами. Марина повернулась в ту сторону и спокойно ждала, опустив одну руку с картой, подбоченившись другой. В конце концов, есть же такая вещь, как классовая солидарность. Здешний неведомый хан должен понимать, что он и белые господа – люди одного круга...