— А как же поцелуй в награду, прекрасная леди? — Его пальцы заскользили между мехом, которым был оторочен капюшон, и кожей шеи. — Шиншилла, — пробормотал он; это прозвучало как нечто греховное.
О да, он настоящий змей-искуситель, и ей бы следовало позвать на помощь, но она хотела его поцелуй. Губы горели в предвкушении.
— Только поцелуй, — мягко проговорил он. — Обещаю. Он отвел в сторону ее руку, которая все еще слабо пыталась сдерживать его, и заключил в свои объятия. Она не могла припомнить, чтобы к ней когда-нибудь прикасались с такой нежной силой. Он пресек любой протест поцелуем. Она была беспомощна. Но в его объятиях не было насилия. Разве что зов природы. Все мысли испарились, и Дамарис позволила наклонить ее голову, чтобы углубить поцелуй, прижать себя к его сильному, твердому телу, обнимать ее, защищать.
Он оторвался от ее губ. Дамарис открыла потрясенные глаза, чтобы посмотреть в его. Бездонно-черное в окружении серебристо-голубого.
Она схватила его за волосы. Его глаза округлились. Не дав ему возможности воспротивиться, она толкнула его на спинку сиденья и поцеловала так же основательно, как он целовал ее. Дамарис никогда раньше не делала ничего подобного, но позволила инстинкту направлять ее.
Когда она прервала поцелуй, чтобы глотнуть воздуха, то осознала, что сидит у него на коленях. Груди болезненно покалывало, и она прижалась ими к его груди, возвращая свои пылающие губы к его губам снова и снова...
Он вывернулся. — Дамарис, мы должны остановиться! — Нет.
Затем она различила то, что уже слышал он. Гравий. Они подъезжали к конюшням!
Она вернулась в Родгар-Эбби и опять впуталась в неприятности.
О чем она только думала? Одному небу известно, что бы случилось, если б им не пришлось остановиться. Когда карета с грохотом вкатилась на конюшенный двор, Дамарис украдкой взглянула на мужчину и натолкнулась на его непонятное, озадаченное выражение.
Лорд Генри Маллорен рывком распахнул дверцу кареты.
— Чума тебя забери, чертова девка! Что еще, во имя дьявола, ты задумала, чтобы опозорить всех нас?
Глава 2
Фитц воззрился на жилистого краснолицего мужчину, пытаясь сообразить, как лучше поступить. Однако когда лорд Генри схватил свою подопечную за руку, инстинкт возобладал. Он резко ударил мужчину по руке, как до этого Дамарис, только гораздо сильнее. Лорд Генри выругался и отступил, но взмахнул кнутом для верховой езды.
— Черт бы вас побрал, сэр! Я подам на вас в суд за похищение и нападение!
Фитц перешагнул через юбки Дамарис и выпрыгнул из кареты, загородив девушку собой.
— Успокойтесь и не кричите, лорд Генри. Вы хотите устроить представление для конюшенного двора?
Лорд Генри был старым, тощим и на голову ниже его.
— Она уже сделала из себя посмешище.
Дамарис, появившись рядом с Фитцем, прошипела: «Прекратите!» — но Фитц не сводил глаз со своего противника.
— Мы можем обсудить это в доме...
— Мы не будем обсуждать это нигде, забияка! — Не сводя глаз с Фитца, лорд Генри обратился к своей подопечной: — Возвращайся в карету и оставайся там, девочка. Так как ты нас опозорила, мы уезжаем в течение часа.
— Только если она сама этого пожелает. Лорд Генри презрительно скривился:
— Ее желания не имеют никакого значения. Она всецело в моей власти, пока не достигнет двадцати четырех лет или не выйдет замуж с моего согласия. Так что тебе придется долго ждать, когда она попадется в лапы такого запятнанного позором охотника за приданым, как ты.
— Я не намерена... — воскликнула Дамарис, но лорд Генри резко оборвал ее:
— Делай, что сказано!
Фитц собрал в кулак всю силу воли, чтобы сдержаться. — Лорд Генри, сегодня никому далеко не уехать. Скоро пойдет снег.
Взглянув на небо, лорд Генри повернулся к Дамарис:
— Тогда ты пойдешь со мной и будешь заперта в своей комнате.
Он протянул к ней руку, но Фитц снова встал между ними:
— Нет.
Лорда Генри едва не хватил удар от бешенства, но он рявкнул:
— Что ж, ладно. Тебе известны последствия, девочка. — Он демонстративно зашагал к дому.
Фитц смотрел ему вслед.
— Что это значит?
— Если я не буду делать так, как он велит, он лишит меня денег.
Он повернулся и посмотрел на нее.
— Всех?
— До последнего фартинга. Пока мне не исполнится двадцать четыре или я не выйду замуж с его согласия.
— Черт! Три года, конечно, не вся жизнь, но довольно долгий срок без гроша. Но разве побег не имел бы тот же результат?