Виталий Гладкий
Наперегонки со смертью
Пролог
Он уже не бежал – не мог да и не хотел. Силы оставили его, и даже страх, который совсем недавно вливал в мышцы неизвестно откуда берущуюся энергию, теперь улетучился, оставив в душе тупое безразличие к тому, что вот-вот должно было с ним случиться.
В большом и красивом европейском городе, где сама мысль о безвременной кончине казалась кощунственной, по его следу шли беспощадные убийцы. Едва переставляя отяжелевшие, налитые свинцовой усталостью ноги, он медленно плелся по ярко освещенной улице, накрытой черным шатром ночного неба. Несмотря на достаточно позднее время, город не спал. Неиссякаемый поток машин полз с тихим шуршанием по дну каменного ущелья, образованного домами, словно огромный лоснящийся удав.
Тротуары полнились народом, и человеку, незнакомому с реалиями западноевропейской жизни, могло показаться, что он попал на какой-то большой праздник. Но на самом деле это был всего лишь обычный субботний вечер, а календарь показывал первые числа июня.
Зеркальные витрины шикарных магазинов, искусно подсвеченные разноцветными фонариками, завораживали своей неземной космической красотой, богатством и изысканностью. Он машинально прикоснулся рукой к карману куртки, где лежало портмоне, набитое дойчмарками. Он мог бы приобрести все, что угодно. Времена, когда ему не за что было купить даже кусок ливерной колбасы, казались сейчас такими далекими и нереальными, будто приснились в дурном сне. Но – плевать на всю эту заграничную показуху и жратву! Он не спал уже двое суток. Снять бы сейчас номер в приличном отеле, принять ванную и лечь в мягкую постель, приятно хрустящую накрахмаленным бельем… Эх!..
Он снова почувствовал неприятное покалывание в затылке, ближе к основанию черепа.
Будто там проснулся жук-древоточец и принялся вгрызаться своими острыми жвалами в кость. Он не верил в мистику, но инстинкту на уровне подсознания, усиленному огромным нервным напряжением, доверял в полной мере. Предчувствие уже несколько раз спасало ему жизнь, и он просто не мог отмахнуться от сигналов, которые мозг получал неизвестно откуда. Значит, они снова сели ему на хвост… И на этот раз не упустят.
Неужто его будут убивать прямо на улице? Вряд ли – все-таки Европа, а не родные российские, воистину беспредельные (как в прямом, так и в переносном смысле слова) края, где могут расстрелять в любой толпе, даже на центральной городской площади.
Скорее всего, подождут час-другой пока не угомонится народ, а затем запихнут в машину и повезут в последний путь. Даже пытать не будут – зачем? Он простой исполнитель чужой воли, мелкая сошка, маленький винтик в большом, хорошо отлаженном механизме, винтик, которому вздумалось покачать права и отвалиться на ходу, не спрашивая разрешения. Дурак…
Может, сдаться первому попавшемуся полицейскому? Вот только где его сыскать…
Стражи порядка везде одинаковы, в ночное время предпочитают отсиживаться в участках за крепкими стенами и зарешеченными окнами или в патрульных машинах. К тому же, он очень сомневался, что доживет до судебного разбирательства. Европейские тюрьмы, конечно, комфортабельны и надежны, но еще надежнее деньги. За которые в любой темнице можно купить и жизнь и смерть заключенного. А денег у его хозяев хватало.
Отчаяние снова придало ему сил. Он должен, обязан что-то сделать! Если уж не спастись самому, то нужно хотя бы насолить своим боссам. Но как?
Озарение пришло, когда на глаза попалась ночная аптека. Он знал, что кроме лекарств, там продаются и всякие житейские мелочи. А ему позарез нужны были конверт и авторучка. Он быстро заскочил в аптеку, схватил, что нужно, и, не дожидаясь сдачи, выбежал наружу.
Следующим общественным местом, которое он тоже посетил кавалерийским наскоком, был набитый под завязку пивной бар. Закрывшись в кабинке туалета, он выудил из-за пазухи замшевый мешочек, распустил завязки и высыпал на ладонь несколько прозрачных камешков. Они сверкнули в руке словно упавшие с неба звезды. Коротко застонав от почти физической боли, в которую на какой-то миг превратилась жажда жизни, замешанная на жадности, он скрипнул зубами, высыпал содержимое мешочка в носовой платок, свернул его как блин с начинкой и аккуратно запихнул в плотный картонный конверт, предварительно нацарапав несколько слов корявым почерком на клочке туалетной бумаги. Вложив свое очень краткое послание в конверт, он заклеил его и написал адрес. Он не знал иностранных языков, но эти два десятка латинских букв вызубрил наизусть и мог изобразить их даже с закрытыми глазами одной левой ногой.