А вот здесь, дорогой мент, извини-подвинься. Я совершенно не имею желания самолично выкопать себе яму. Мне только и не хватало очной ставки с белокурой стервой. Тем более, что я имел на нее после случившегося в баре некоторые, вполне обоснованные, виды…
– Увы… – Я развел руками. – Она пробежала так быстро, что я успел заметить лишь ее классные ножки. Похоже, клевая телка.
– Верю, – задумчиво сказал капитан. – Ее видели практически все свидетели, но вспомнить, как она выглядит, не может никто. Плащ, косынка, теперь еще красивые ноги – и абзац.
Она получается совершенно безликая, как привидение. Странно, очень странно… – Он углубился в свои мысли.
– Я могу быть свободным? – спросил я подчеркнуто вежливо.
– Пока можешь, – поднял на меня вновь похолодевшие глаза опер. – Спасибо за помощь, – указал он подбородком на мое творение, портрет киллера, который лежал перед ним.
– Мы завсегда… – Я все-таки не удержался и снова надел маску недалекого фраера с тупыми бараньими глазами.
– Иди отсюда, пока я не передумал! – вызверился капитан, который, похоже, был не так глуп, как мне этого хотелось бы. – Я почему-то думаю, что это не последняя наша встреча.
– Заходите ко мне домой… на чай, – брякнул я с легкой душой, и пока опер думал, что мне ответить, поторопился покинуть бар.
Лучше бы я в этот момент прикусил свой длинный язык. Верно говорят: не буди лихо, пока оно спит тихо…
На улице стояла погода как раз под стать моему настроению – то на небосводе, освободившемся от туч, появится солнце, то по крышам домов и зонтам забарабанит дождь. И все эти шуточки природы длились не более двух-трех минут, повторяясь вновь и вновь.
Вечерело.
Глава 9. ДОМУШНИКИ
Газеты словно взбесились. Как наши, городские, так и областные. Даже какой-то столичный журналист соизволил посетить город, чтобы поучить серую провинцию как нужно жить, а заодно сплел газетный триллер с совершенно невероятными подробностями убийства. Васильчикова то выставляли несчастной жертвой и честнейшим человеком, то мешали с грязью, намекая на его контакты с организованной преступностью. В одном журналистском расследовании даже попытались найти связь между пожаром на "Алмазе" и убийством замдиректора.
Как ни странно, но предположение Веньки Скокова оказалось верным – огненная стихия добралась и до готовой продукции и какая-то часть ценных камушков исчезла. Сколько именно, не знал никто, за исключением администрации и правоохранительных органов.
Также коллективу завода не сообщили об истинной причине пожара, отделавшись туманными намеками на неисправную электропроводку. Но в эту версию мало кто верил.
На предприятие понаехали многочисленные комиссии и бедная Зинка-раскладуха пахала денно и нощно, исполняя свой женский долг перед работодателями. Короче говоря, на "Алмазе" творился сущий бардак, когда трудящимся было не до работы.
Не долго думая, я взял неделю отгулов. Так как мой водитель Лычков, с которым я ездил по командировкам в паре, был в отпуске, Пал Семеныч подписал заявление без всякого базара. Тем более, что и отдел снабжения лихорадило – наши склады тоже ревизовали.
Кокошкина, похудевшая за эти суматошные дни килограмм на десять, почернела лицом и, несмотря на свою крепкую сибирскую натуру, едва с ног не валилась. Я совершенно не сомневался, что у нее все в порядке – Люсинда была старым кадром и работала добросовестно – но тяжелая атмосфера всеобщей подозрительности и даже страха, воцарившаяся на заводе после наглой смерти Васильчикова, угнетала ее (впрочем, как и других) до дрожи в коленках. Все боялись, что начнутся сокращения или еще что-нибудь в этом роде, влекущее потерю работы. А Кокошкина вообще была в ужасе от такой невеселой перспективы – ей осталось до пенсии всего ничего, так как она имела пятнадцать лет северного стажа.
Мне нужно было разобраться в собственных проблемах. Которые меня не то что не радовали, но даже пугали. И если до смерти Васильчикова я еще надеялся на некую случайность во всех несчастьях, обрушившихся на мою бедную голову, то теперь мне стало понятно, что в событиях с моим участием просматривается пока не совсем ясная закономерность. Похоже, я встал кому-то поперек дороги и меня изо всех сил и возможностей (очень даже приличных возможностей) пытаются убрать. Но, черт возьми, кому нужен какой-то экспедитор, шнурок по имени Поди-Туда-Принеси-То-И-Это!? Кто пытается сделать из Геннадия Чернова козла отпущения?