Гриневский сплюнул.
– А вот ежели мы, начальник, оставим эти золото-брыльянты здесь, как кость для собак бросим, до нас никому не будет дела. Нас никто вычислять и выслеживать не станет, не до нас им будет, за добычу станут грызться. Все шито-крыто, не было тут Гриневского с Карташом.
– И чего ты тогда здесь сидишь!!!
Прорвало. Взорвался Алексей Карташ. Не выдержали натянутые нервы.
– Чего еще не убег в тайгу?! Почему еще не покрошил нас в капусту, раз всех боишься?! Мы – последние свидетели, загасил нас и свободен, гуляй по тайге с консервами, выходи куда хочешь с любыми рассказками!
– Хоре кипеть, начальник. У меня перед тобой долгов нету, хочу – загуляю по тайге, хочу... вон к староверу давешнему подамся грехи замаливать.
– А вертолет? Кто вертолет поведет?
– Я не к тебе нанимался вертолеты водить. Мой наниматель – вот он, – Гриневский показал на избу, в которой лежал мертвый Пугач. – И потом я еще, кажется, не слышал твоегоплана, я знаю только Генкин. Или я что-то путаю? Ну давай, расскажи нам наконец его, свой план! Дальше-то что делать думаешь, а? Куда, к кому?!
– Вертолет – не самолет, сесть может, считай, где угодно, – Алексей с излишней тщательностью размочалил окурок о подошву, отбросил в сторону, заговорил спокойно и размеренно. – Например, под Пижманом, на территории одной расформированной вэ-чэ, где уже нет ни техники, ни оборудования, ни людей. Земля и пустующие здания буржуям пока не проданы, пока еще в собственности Министерства обороны, поэтому часть на всякий случай охраняется, вдруг ей вернут статус военного объекта. Так вот там сторожем... как писали в старых романах, преданный мне человек. Я его туда и пристроил, к слову говоря. И не раз оставлял у него на сохранение всякую... всячину. Хорошие места, куча пустых ангаров, куда можно загнать вертолет. И вообще много чего хорошего и пустого – например, бункеры, в которых можно пересидеть хоть ядерную войну.
– Неплохо, – кивнув, без тени насмешки произнес Гриневский. – Неплохо. А дальше? Ну, сховался ты на время, ладно. А сколько сидеть так намерен? Дальше-то что? Как только нос покажешь, тебе его тут же и оторвут. А как только где-то всплывет кусок платины, вместе с носом оторвут все прочие органы.
Их разговор уже какое-то время слушала Маша, успевшая разложить бревна-окатыши вплоть до самого вертолета, выполнив свою часть работы. Ящики волочь – это уже мужское дело, но пока о ящиках забыли.
– Куда бежать, кому продавать? Сказочное богатство – оно само по себе не поит, не кормит, по курортам не возит, его еще надо обратить в хрустящие лавэ, – Гриневский потер большой и указательный пальцы. – Тут требуются вполне определенные связи, а все подходы к этим связям будут плотно обложены конкурирующими фирмами.
– Так-то оно так, но ты не забывай, что я в некотором роде москвич. И в Москве тоже среди не последних людей крутился, кое-какими связями оброс. Можно воспользоваться. Правда, с бухты-барахты тут решать нельзя. Сперва хорошенько покумекать требуется. И кумекать предлагаю на вэ-чэ под Пижманом.
– Тогда едино получится, что обратной дороги нема, – покачал головой Гриневский.
– Ты же вроде женат? – неожиданно перебила Гриневского Маша и цепко взглянула ему в глаза.
– Есть такое дело, – кивнул тот.
– А дети?
– А вот детей нет.
Карташ, откровенно говоря, напрочь не понимал, к чему клонит Маша.
– Ты вернешься, освободившись вчистую, – задумчиво сказала она. – Обратно в таксопарк с судимостью вряд ли возьмут. Конечно, без работы не останешься. Например, можно промышлять частным извозом. Или автостоянки охранять. На жизнь вам с женой хватит. А если ты вдруг когда-то... когда уже все уляжется и забудется, вдруг расскажешь жене вот об этом, с указанием цен за унцию и примерного веса этих ящичков… – Маша показала Гриневскому кусок платины в форме кукиша, – с тех пор не будет тебе покоя ни днем ни ночью, жена тебя со свету сживет, пусть даже она у тебя самая прекрасная, понимающая, любимая, но она тебе никогда не простит, что ты однажды мог – и не сделал. Бабы, знаешь ли, любят за поступок. А ты будешь знать, что она тебе не прощает, и это знание превратит твою жизнь в ад. Если, конечно, твоя жизнь не превратится в ад раньше, от твоих обкусанных локтей, от бессонных ночей, когда ты будешь жалеть, что упустил шанс превратить жизнь из серенького прозябания в бесконечный карнавал, мог обеспечить до конца дней себя, жену и армию детей. Да, рискнув. А кто тебе без риска уступит хоть кроху власти и денег? Это, в общем-то, не так уж и сложно – проживать жизнь сытым и довольным... мужиком. Так, кажется, у вас за решеткой называют массу, которой многого не надо, которая довольствуется скромным набором простых радостей...