– А это такая облава, – кривя губы, сказал Леверлин. – Чрезвычайное положение – то ли по этой провинции, то ли по всему королевству. Никто отнюдь не имеет права покидать городов и сел, где в данный момент находится. А те, кого застало в пути, – их по прибытии надлежит на всякий случай задерживать. Пока не выяснится точно, кого именно ищут. Словом, замереть всем, кроме беглеца. И погони, понятное дело. Вообще-то мы успели проскочить в город, но кто его знает… Последний раз шаррим объявляли… – он покосился на Делию, вдруг опустившую глаза, – когда некий государственный муж хотел задержать беглецов…
– Я с этой пакостью сталкивался пять лет назад, когда служил в Харлане и Мораг ловила заговорщиков, – хмуро сообщил Шедарис. – Вот не думал, что ради меня…
– Значит, нам отсюда не выйти? – спросил Сварог. – Из города, я имею в виду?
– Только с боем, – пожал плечами Леверлин. – Теперь на всех дорогах появятся кордоны…
– Не обязательно, – возразил Шедарис. – Если это полное «замри», передвигаться будет только погоня…
– Не легче, – сказал Леверлин. – Мы все еще без коней. И покупать их теперь – привлечь внимание…
– Ну и что? – безмятежно спросила Мара. – Если ближайший гарнизон в полусотне лиг? Городишко этот наша компания при нужде положит к ногам за пять минут.
– Почему бы и нет? – оживился Леверлин. – Габеларов здесь человек десять, это даже не смешно. С нашим бравым командиром, его жутким топором, пулеметом и всеми нами, скромно скажу, не лишенными известной удали, одолеть такое воинство удастся вмиг. Пошарив по конюшням, найдем потребное число лошадок. Можно даже оставить расписку. А там видно будет.
– Мой любимый лозунг… – проворчал Сварог. – Ладно, подождем пока захватывать города. Диспозиция следующая: Леверлин направляется к выходу из города, тетка Чари – к другому, там они беспечно прогуливаются, высматривая, не покажется ли какая погоня. Шедарис с Паколетом, поодиночке, столь же беспечно мотаются по городу, высматривая конюшни, дислокацию габеларов и все прочее, представляющее интерес. Я иду на разведку в ратушу. Остальные сидят здесь. Бони, кончил бы ты жрать.
– Это я от волнения, – сказал Бони, торопливо откладывая толстенную донольскую колбасу.
– Если кто-то попытается вас здесь взять, не стесняйся, берись за пулемет. И если здесь начнется стрельба, все остальные бросают текущие дела и сбегаются сюда. Ну, расходимся.
Он выходил последним. Мара догнала его в дверях.
– Отставить, – тихо сказал Сварог. – Кошка, я верю, что ты и в одиночку можешь завоевать этот город, но такие подвиги пока что не нужны. Береги Делию. Главное, береги Делию. И приглядывай за нашим новым другом.
Он захлопнул за собой тяжелую дверь. В общей зале маялся хозяин. Завидев Сварога, охнул:
– Что же это творится, ваша милость?
– Да ерунда все, – отмахнулся Сварог и вышел.
Пересек площадь, огибая свиней, вошел в ратушу, наугад распахнул несколько дверей, натыкаясь то на писцов, с праздно-обалделым видом восседавших за столами, то на дорожную пошлину, по милому провинциальному обычаю взятую натурой и сваленную кучами – мешки и мешочки, бутыли с вином, локти материи, живой спутанный баран, печально взиравший на Сварога снизу вверх. Наконец в одной из комнат, богаче остальных обставленной, Сварог обнаружил унылого толстяка с медальоном бургомистра на шее, серебряной чернильницей на золотом поясе и золотыми перстнями на пальцах. В перстнях поблескивали драгоценные камни – дворянин, из ронинов, вероятнее всего.
Сварог придвинул ногой кресло, сел, развалился и начал капризно-нагло:
– Это что же у вас такое творится, если барона, вдобавок вольного ярла, вдруг задерживают в этакой дыре и заявляют, что он, видите ли, эту дыру покидать не вправе? Со мной же отряд, и не такое видавший, я ж ваш городишко запалю с восьми концов и отвечать не буду, герцог заступится… Я ж тебя заставлю собственную чернильницу выхлебать…
– Лаур, я вас прекрасно понимаю, – заторопился бургомистр, выставляя напоказ пухленькие пальцы. – Поверьте, уж я-то прекрасно понимаю все чувства дворянина…
Сварог притворялся, будто лишь теперь заметил дворянские перстни:
– Ох, простите, лаур, я уж было хотел обойтись с вами, как с быдлом… Но, право, неприятно чертовски. У меня любовница, само очарование, не виделись две недели, я истосковался, лечу на крыльях любви, и вдруг…
– Шаррим, – развел руками бургомистр. – Монаршья воля, барон.