Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
44 
Я рассказал ему то, что рассказывал вчера в Отделе, и даже больше – в Отделе я не касался своих мыканий в этом мире, а ему рассказал, как сам ждал расстрела под моросящим дождиком, что чувствовал, когда на моих глазах убили Джулиану, про мои метания, обретения и потери. Он невозмутимо слушал, он очень хорошо умел слушать…
– Знаешь, почему я верю, что ты не разведчик Команды?
– Карта?
– Твое отношение к ней. Ты убежден, что Команда, имея карту, без труда может нас уничтожить, и считаешь, что, показав карту нам, тем самым демонстрируешь отсутствие злых намерений.
– Разве не так?
Он засмеялся коротким курлыкающим смешком:
– Мы с таким же успехом можем уничтожить город, как и они – нас. Неизвестно, кто кого…
– Но Ламст говорил…
– От отчаяния можно сказать многое.
– Тот броневик, сто четвертый… – сказал я. – Черт, я-то думал, что во всем разобрался. Кто же из вас сильнее?
– А какое это имеет значение для того, что ты задумал?
– Вы правы, – сказал я. – Это не имеет ровным счетом никакого значения, и не стоит прикидывать баланс сил. Вам нужна война?
– Она никому не нужна.
– Об этом и разговор. Пора кончать войну.
– Ты понимаешь, как это сложно – кончать ТАКУЮ войну? Пройдет много времени, прежде чем исчезнет подозрительность с обеих сторон. У города есть внутренние проблемы, у нас их не меньше. Эксцессы, рецидивы, вспышки…
– Никто и не говорит, что это легко, – сказал я.
– Нужны гарантии. Серьезные гарантии грандиозных свершений.
– Разумеется, – сказал я. – Однако не кажется ли вам, что первый шаг уже сделан?
– Но понадобится и второй, и третий…
Он явно на что-то намекал, но я не мог его понять, а он не желал облегчить мне задачу.
– Тебе не кажется странным, что я ничего не сказал ни об раскрывшейся загадке нашего происхождения, ни о наших… творцах, ни о внешнем мире?
– Кажется, – сказал я. – Согласитесь, это несколько ошеломляющие новости.
– Еще бы. Но поверь, установление мира для нас важнее всего остального, как бы ошеломляюще И долгожданно оно ни было. Поговорим лучше о том – как мы поняли – что нужно менять что-то в себе…
Через полчаса я вышел от него, присел на крылечке. Поблизости смеялись дети, таская за уши мохнатого звереныша. Я сунул руку в карман и с легким сердцем поставил пистолет на предохранитель.
Вот мы и постарели и еще на одну операцию. По-разному можно ста-реть – на десять лет, на одну войну, на долгое путешествие, на короткую беседу, на самую трудную в мире операцию, которой никто не приказывал заниматься, но невозможно было бы не заняться ею.
Кати, когда все закончится, я расскажу тебе сказку – про то, как некий злой волшебник превратил людей в вурдалаков, в упырей, но люди почувствовали неладное и задались целью найти средство вновь стать людьми. Им было очень трудно, у них были свои разногласия, свои проблемы, свои любители крайностей, но они упорно искали живую воду, способную расколдовать их, – и нашли наконец. После этого им остается убедить других людей, что они перестали быть чудовищами из сказок, и это, Кати, будет труднее всего, труднее даже, чем найти живую воду…
Пер вышел на крыльцо, присел рядом.
– Как я понимаю, прописанного в деталях плана у тебя нет.
– Нет, – признался я. – Но это не главное. Главное – признать, что нужно заключить мир.
– Для тебя действительно очень важно, продолжаться или нет войне?
– Я уже устал это доказывать.
– На словах доказывать легко, – сказал он.
– Я рискую жизнью. Я рискую не вернуться в свой мир.
– А если этого мало?
– Что же вам еще нужно?
– Верить тебе.
– Ну так верьте, черт возьми!
Его глаза были удивительно юными.
– Верить… – сказал он. – Это так легко и так трудно – верить…
Неожиданно повернулся и ушел в дом, оставив меня одного. Я растерянно посмотрел ему вслед. Он готов был сотрудничать со мной, он хотел верить мне – но я никак не мог понять, к чему сводились его намеки и недомолвки. Что он имел в виду, говоря о надежных гарантиях?
Пират подбежал ко мне, схватил за рукав и потащил куда-то за дом. Он отскакивал, отбегал немного, возвращался, прыгал вокруг меня, лаял, снова хватал за рукав, жалобно визжа. Я пошел следом. Он страшно обрадовался, увидев, что его поняли, и побежал впереди, то и дело оглядываясь. В его глазах была почти человеческая тоска. Я очень хорошо знал и понимал собак, и оттого встревожился.
44 
