Нужно отдать должное Тараканцеву: в своих решениях он был до обморока осторожен, и Кортец не мог похвастать, что с помощью Тараканцева он выудил хотя бы одну ценную картину. Но опытный авантюрист, близко познакомившись с ним, понял, что чрезмерную осторожность Тараканцева порождали не патриотизм, и не любовь к ценностям родной культуры, а всего-навсего трусость. По мнению Кортеца, Тараканцев много мог бы сделать для него. (и с большой выгодой для себя), если бы не был столь труслив… Эту черту непременного члена всех комиссий Кортец хорошо запомнил.
Проживая в Париже, он следил за судьбой некоторых своих советских «знакомых», а ныне, отправляясь в Москву, решил, что вирусоподобный активист Тараканцев обязательно поможет ему и Джейку найти и затем вывезти ценнейшую коллекцию Грозного. Именно потому поможет, что Тараканцев был зоологически труслив…
Как раз в тот момент, когда Лирика по телефону «поймала» наконец Лжедмитрия на каком-то музейном совещании, безголосый звонок трижды кашлянул в передней ее квартиры.
Лютеция Гавриловна с густо напудренным носом набросила на свои богатырские плечи тюлевую накидку цвета «ша-муа» (подарок графа Фридриха-Марии!) и пошла открывать дверь. За дверью стояли двое мужчин в светлых костюмах: один объемистый, смуглый, восточного типа, другой высокий, худощавый, бледнолицый.
— Прошу прощения, мадам, — с легким акцентом сказал по-русски пожилой. — Здесь квартира Дмитрия Павловича Тараканцева?
Лютецию Гавриловну трясло от волнения: перед нею стояли, с нею разговаривали живые иностранцы. Может быть, они прямо из Парижа приехали? Может быть, вот этот молодой — граф или виконт?…
— Да, — внезапно осипнув и потеряв свой роскошный бас, произнесла Лютеция Гавриловна. Она распахнула дверь и прохрипела сразу на трех языках: — Силь ву пле! Битте! Плииз!..
Кортец протиснулся в дверь, поцеловал пахнущую детским мылом длань Лютеции и отрекомендовался:
— Педро Хорхе Кортец! А это мой молодой друг Джейк Бельский.
Джейк приложился к руке Лютеции и, поморгав немного, сказал (тоже по-русски, но уже без всякого акцента):
— Я счастлив с вами познакомиться, мадам…
— Моя дочь Лирика Аполлоновна, супруга Лже… супруга Дмитрия Павловича, — овладев наконец своим фельдфебельским голосом, сказала мадам и ввела гостей в наспех убранную комнату.
На Лирику страшно было смотреть. Ее почти не имеющая точных очертаний фигура была облачена в шелковое платье, цвета багрового и тревожного, как пожар. Парижская горничная Кортеца Мадлен со своими ресницами и огненными губами показалась бы рядом с нею простой пастушкой. Рыжие и жесткие космы Лирики были взвихрены и торчали, как наэлектризованные; натертые ладошками щеки ее пылали; подведенные глаза метали молнии, а бюст колыхался и наступал, как девятый вал на картине Айвазовского. Вероятно, точно так выглядела жена подлинного Лжедмитрия, Марина Мнишек, в момент разговора с восставшими, которые только что прикончили Самозванца.
Через несколько минут завязался «светский разговор»: гости учтиво восхищались красивыми домами новой социалистической Москвы, а хозяев больше интересовал старый капиталистический Париж.
— Правда ли, месье Кортец, что в Париже американские офицеры среди бела дня похищают девушек? — спросила Лирика.
— Увы, это так, мадам, — с грустью ответил «потомок великого конквистадора». — Но только не всех похищают, а… некоторых. И не днем, а ночью…
Мадам уже поставила на стол кофе, булочки, масло, зернистую икру…
В глазах Кортеца при виде икры появился плотоядный огонек:
— Икра!.. Зернистая!.. Джейк, вы когда-нибудь видели живую сказку?… — спросил он.
— Нет, — чистосердечно сознался Джейк. — Я не читал сказок, месье. Я читал только комиксы…
В этот момент в передней щелкнул замок, и в квартиру ворвался Тараканцев. Он именно ворвался, а не вошел. Сообщение жены о том, что к нему в дом направляются какие-то иностранцы, всполошило Лжедмитрия так сильно, что он первый раз в своей жизни дезертировал с совещания…
Тараканцев бросил шляпу и, протирая окуляры в золотой оправе, вошел в комнату.
Гости встали при его появлении.
— Месье Кортец и мистер Бельский, — торжественно представила гостей Лирика. — Они ждут тебя, Дмитрий.
Иностранцы поклонились и дожали руку сильно встревоженному хозяину.