103 
Разочарование таилось где-то рядом, осторожненько выжидая момента, чтобы захлестнуть сознание. Но Смолин, стараясь ему не поддаваться, перешел на другую сторону чердака, аккурат напротив, вновь с усилием вставил самый кончик стамески, застучал молотком, отложил то и другое, взялся за ломик, всадил изогнутый конец в образовавшуюся щель…
И не успела еще доска отвалиться, как он увидел, что все пространство за ней туго забито темной скомканной материей…
С колотящимся сердцем (кровь барабанила в виски болезненными толчками) Смолин ухватил этот ком обеими руками – слежавшаяся, пропитанная пылью, ветхая, едва ли не расползавшаяся материя наподобие примитивной дерюги – потянул, вырвал из щели, мотая головой и отчаянно чихая: сухая пыль залепила лицо.
Но эти пустяки не имели значения – потому что там был и второй похожий ком, расположенный сантиметрах в пятнадцати от первого, и в образовавшейся пустоте лежали два непонятных свертка, опять-таки обернутые темной материей…
Это безусловно не походило по размерам на то, что он искал, но кто сказал, что все непременно должно покоиться вместе? Наугад цапнув правый сверток – оказавшийся изрядной тяжести, – Смолин нетерпеливо сорвал ветхую ткань. Под ней обнаружилась добротно промасленная бумага, даже теперь жирноватая на ощупь, издававшая явственный запах чего-то вроде ружейного масла. Пачкая руки, Смолин разворачивал ее, срывал…
Браунинг. Второй номер. Классический «Фабрик Насьональ», Бельгия, девять миллиметров – тот самый пистоль, с которого, по стойкому убеждению иных историков техники, как раз и слизан отечественный ТТ. Серьезная модель со ступенчатым прицелом наподобие старых винтовочных. Пистолет покрыт толстым слоем загустевшей смазки, ствол заткнут длинным комком то ли промасленной бумаги, то ли таковой же ткани. Никаких сомнений: законсервирован столь грамотно, наверняка смазан и внутри, что его, отчистив, можно использовать по прямому назначению. Бывший вологодский мужичок и здесь оказался обстоятельным, прилежным – наверняка принадлежал к той разновидности сектантов, что оружия не чуралась и не шарахалась от него, как черт от ладана. Пригоршня патронов россыпью – все тщательно покрытые той же густой смазкой, скользкие, ладненькие…
Отложив оружие на расстеленную тряпку, Смолин взялся за второй сверток, оказавшийся гораздо легче. Внушительных размеров бумажник, по-старинному – «лопатник». Тщательно обтерев испачканные руки прямо о рубашку, Смолин методично принялся его исследовать. В разных отделениях в идеальном порядке покоились пачки денег – самых разномастных. Царские, в том числе и «катеньки»-сторублевки. Гораздо меньше американских долларов (гораздо больших по размеру, чем нынешние) и японских йен. «Молотки» – советские деньги восемнадцатого года: на одной стороне молот, кирка и лопата, на другой рассевшийся в вольной позе пролетарий с молотом и двуглавый орел, но уже подвергнутый революционному дизайну, с обрывками кандальных цепей в лапах. На кредитках – штамп и круглая печать – колчаковская перерегистрация. У «омского правителя» первое время не имелось своих денег, и разрешили пользоваться совдеповским «молотками», влепив свои надпечатки…
Так, что у нас? «Казначейские знаки Сибирского временного правительства» – той самой насквозь социалистической шоблы, что свергла большевиков, а потом правила так бездарно, что ее саму с той же легкостью, с какой она свалила красных, сковырнули колчаковские есаулы и поручики. В геральдическом намете герб незадачливых сибирских «временных» – двуглавый орел без короны, разумеется (они ж все были поголовно социалисты и марксисты, только других, не большевистских толков), а пониже два соболя держат стрелы. Рыжевато-красная сетка, сплошь покрывающая купюру, – в общем, на неплохом уровне отшлепано…
Сиреневые двадцатипятирублевки Шантарского общества взаимного кредита – «разменные знаки», опять-таки не столь уж скверно изготовленные в девятнадцатом. Выпущены опять-таки уже при Колчаке, но исключительно усилиями шантарских городских властей. И ведь ходили во множестве.
Вот и чисто колчаковские кюпюры, наконец: узкие длинные, отпечатанные только с одной стороны: главным образом текст, из декора только своеобразной формы виньетка с двуглавым ореликом, снова без короны – ну, адмирал-кокаинист известное дело, о своих симпатиях к социализму, либерализму и прочих отрицающих монархию демократических ценностях на каждом шагу орал, что ему нисколечко не помогло в жизни… Что пикантно, на этих «краткосрочных обязательствах государственного казначейства» авторитетности ради имелись боковые надписи на французском и английском – как будто хоть один тороватый иностранец мог принимать эти фантики для каких бы то ни было расчетов…
103 
